Граф М. В. Толстой

Рассказы из истории Русской Церкви

Книга 1     Книга 2     Книга 3     Книга 4     Книга 5

Глава I. Святой Иона, епископ Рязанский. - Междоусобия между великим князем Василием и дядею его Юрием. - Митрополит Исидор и Собор во Флоренции для присоединения Церквей. - Последствия этого собора. - Злодейства Шемяки. - Обличительное послание святителей. - Возведение святого Ионы на престол митрополии. - Пастырские его подвиги. - Завоевание Константинополя турками. - Кончина святого Ионы. - Чудеса его. - Смерть Василия Темного.

Глава II. Угодники Божии, современные святому митрополиту Ионе: святители: Евфимий и Иона Новгородские; Герасим, Питирим и Иона Пермские. - Преподобные: Паисий Галичский; Дионисий, Амфилохий, Макарий и Тарасий Глушицкие; Филипп Рабангский и Григорий Пельшемский; Макарий Желтоводский и Унженский; Александр Куштский, Евфимий и Харитон Сянжемские; Иоасаф Спасокаменский; Варлаам Шенкурский или Вежский; Савва Вишерский и Ефрем Перекомский; Пафнутий Боровский. - Юродивые: Максим Московский, Исидор Ростовский и Михаил Клопский.

Глава III. Иоанн III Васильевич, Великий и Державный. - Покорение Новгорода. - Брак с греческою царевною. - Освобождение от ига монгольского. - Уничтожение уделов. - Война с Литвою для защиты православия в Западной Руси. - Соборы в Москве. - Ересь жидовствующих. - Подвиги святого Геннадия Новгородского и преподобного Иосифа Волоцкого.

Глава IV. Ревность о православии и просвещении в Южнорусской митрополии. - Собор в Вильне. - Священномученик Макарий, митрополит Киевский. - Упадок образования в северной Руси. - Обители иноческие - рассадники духовного просвещения. - Библия, собранная святителем Геннадием. - Жизнь и писания преподобного Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. - Свет Христов на крайнем севере: преподобный Евфимий Корельский и первоначальники Соловецкие - Савватий, Герман и Зосима.

Глава V. Подвижники и основатели монастырей в конце XV и начале XVI века: преподобный Мартиниан и ученик его блаженный Галактион; преподобные Макарий Калязинский, Паисий Углицкий, князь Иоанн-Игнатий, Кассиан Грек, Савва Крыпецкий, Александр Свирский, Корнилий Комельский и Кирилл Новоезерский.

Глава VI. Великий князь Василий Иоаннович. - Завоевание Смоленска, присоединение Пскова, Рязанского и Северского уделов. - Нашествие Крымского хана и чудное видение инокини. - Расторжение брака великокняжеского. - Блаженная княгиня-инокиня София. - Преподобный Максим Грек. - Блаженный Феодорит и преподобный Трифон Кольский, просветители северных лопарей. - Утверждение веры Христовой между чудскими племенами. - Второй брак великого князя и рождение наследника. - Кончина Василия Иоанновича.

Глава I

Святой Иона, епископ Рязанский. - Междоусобия между великим князем Василием и дядею его Юрием. - Митрополит Исидор и Собор во Флоренции для соединения Церквей. - Последствия этого Собора. - Злодейства Шемяки. - Обличительное послание святителей. - Возведение святого Ионы на престол митрополии. - Пастырские его подвиги. - Завоевание Константинополя турками. - Кончина святого Ионы. - Чудеса его. - Смерть Василия Темного.

По кончине святителя Фотия митрополичья кафедра в Москве оставалась несколько лет праздною: непрестанные распри между юным великим князем Василием и дядею его Юрием Галицким не давали досуга позаботиться о замещении кафедры. Хотя в сан первосвятительский был избран и наречен Рязанский епископ Иона [В начале 1433 года епископ Иона уже действовал как "нареченный на святейшую митрополию русскую" (Акты Исторические. I, № 37)], но не спешили отправить его в Царьград для посвящения.

Родившись близ Солигалича, епископ Иона с двенадцатилетнего возраста был иноком в одном из Галичских монастырей, а после перешел в Московскую Симоновскую обитель, которая славилась святостию жизни первых своих настоятелей. Юный инок еще застал здесь старцев, которые хорошо помнили и неизменно хранили их правила и учреждения. Между ними известны: Варфоломей, строитель (эконом) Симонова монастыря, Иоанн Златый и Игнатий-иконник. Собственная ревность Ионы к подвигам иноческим скоро сдружила его с этими благочестивыми старцами, а их наставления и пример воспитали в нем самом строгого подвижника. Подобно им, он неуклонно стоял за исполнение правил монастырских и, не выходя из границ послушания, с дерзновением напоминал новым настоятелям о правилах благочиния, переданных святыми их предшественниками. А сам подвизался в непрерывных трудах: пощении, молитве и чтении слова Божия, проходя разные иноческие послушания ["Сказание о блаженных отцах" преподобного Иосифа Волоколамског]. В этих подвигах дух его возрастал и совершенствовался столь быстро, что прозорливому оку и в простом послушнике можно было провидеть будущего великого пастыря Церкви Русской.

Строгая жизнь и твердое знание правил церковных доставили блаженному Ионе такое всеобщее уважение, что он посвящен был в сан епископа Рязанского, а когда скончался митрополит Фотий, назначен управляющим делами митрополии.

Между тем кровавые междоусобия между дядей и племянником продолжались несколько лет и сопровождались страшными злодействами [Два старших сына Юрия отличались свирепством и жестокостью. Так, они сами зарезали боярина Морозова. Василий Косой, имея себе товарищем в бегстве какого-то князя Романа, велел отрубить ему руку и ногу. Но и великий князь также запятнал себя злодейством: захватив в плен двоюродного брата своего Василия Косого, он велел ослепить его]. Счастье служило попеременно той или другой стороне: сначала Василий, разбитый дядею, должен был удалиться в Коломну; по смерти Юрия великий князь долго вел борьбу с сыновьями его, Василием Косым и Дмитрием Шемякой; только младший из Юрьевичей, Димитрий Красный, не принимал участия в междоусобии [Младший сын Юрия, Димитрий, прозванный Красным, был кроток и набожен. Он скончался в молодости, изумив современников необыкновенными обстоятельствами кончины. За несколько дней до смерти он лишился слуха, вкуса и сна; хотел причаститься Святых Тайн и долго не мог - кровь лила у него из носу. Ему заткнули ноздри, чтобы дать причастие. Когда приобщился он Святых Тайн, то совсем успокоился и заснул. Но в поздний вечер увидели, что он умирает; прочитали отходную, и все думали, что князь скончался; его одели как мертвого. В полночь мнимый мертвец скинул с себя покров и, не открывая глаз, начал петь церковные песни. Пред утренею духовник принес Святые Дары. Князь, взглянув, сказал: "Радуйся, утробо божественного Воплощения!" - и причастился. Целых три дня князь пел и говорил о душеспасительных предметах, узнавал людей, но не слыхал ничего, наконец умер. Тело его перенесено в Москву и погребено в Архангельском соборе. В рукописных святцах имя Димитрия Красного поставлено в числе святых]. Наконец, Василий Васильевич, по-видимому, утвердился прочно на великом княжении.

Между тем Смоленский епископ Герасим отправился в Царьград, а осенью следующего года возвратился оттуда уже в сане митрополита [По-видимому, Герасим был поставлен не для одной Литвы: ему приписывали титул митрополита Киевского и всея Руси, а впоследствии даже Московского и всея Руси. Впрочем, не видно, чтобы он принимал участие в управлении северо-восточными епархиями, хотя посвятил архиепископа в Новгород (История Русской Церкви преосвященного Макария, IV, прим. 111)]. Он остановился в Смоленске и не пошел в Москву, где продолжались княжеские междоусобия. Впрочем, он управлял западными епархиями не более двух лет [Сначала Герасим пользовался благосклонностию князя Свидригайла. Известно, что оба они вместе замышляли принять участие в начинавшемся тогда деле о соединении Церквей. Но вскоре Свидригайло прогневался на Герасима, заколол его и сжег на костре в июле 1435 года].

После смерти Герасима великий князь Василий с согласия великого князя Литовского, всех русских князей, духовенства и народа, отправил нареченного митрополита Иону в Константинополь для поставления. Только и теперь не суждено было святителю Рязанскому сделаться первосвятителем всей Русской земли: еще до приезда его был избран на Русскую митрополию и посвящен в Царьграде Исидор, родом болгарин, а блаженному Ионе обещали, что он будет митрополитом после Исидора.

Избрание Исидора было в связи с делом, давно уже задуманным. Греческая империя находилась тогда в крайней опасности; она была заключена почти в одних стенах столицы; все ее области были уже во власти турецкого султана; войска были немногочисленны и большею частию наемные; финансы государства почти не существовали. Император Мануил Палеолог и сын его Иоанн очень ясно видели, что греки решительно не в силах защитить себя от турок; они думали, что единственное средство для спасения империи состоит в примирении с папою, чтобы через него получить помощь от западных христиан.

Переговоры об этом продолжались более 20 лет. В 1433 году отцы Базельского Собора (который считал себя Вселенским и действовал в духе независимости от папы), приглашали греков к себе для рассуждения о примирении Церквей и уверяли, что от Собора вернее можно ожидать помощи, нежели от папы Евгения II, который находился тогда в самом ненадежном положении, между тем как на стороне Собора было несколько королей и сам немецкий император Сигизмунд. Но император Иоанн, возлагая всю свою надежду на папу (хотя и отправлял посольство для предварительных совещаний в Базель), согласился на то, чтобы Собор был открыт в Италии, и притом с тем условием, чтобы папа предоставил от себя содержание грекам, присутствовавшим на Соборе. Указ императора созывал в Константинополь всех православных епископов. Многие из них прибыли лично, но из Патриархов вселенских один только Иосиф Цареградский согласился ехать в Италию; Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский отказались присутствовать на Соборе и назначили вместо себя местоблюстителей.

Исидор был давно известен императору: еще в сане игумена он был отправлен в числе посольства в Базель [На Базельском Соборе, в акте, который надлежало доставить в Царьград, Исидор позволил назвать Греческую веру "старою ересью" (Silvestr. Syropuli vera historia unionis non verae. Hagae. 1660, pag. 27, 29 & 45)]. После посвящения в сан митрополита он получил поручение склонить русских к участию в предполагаемом Соборе. Прибыв в Москву, Исидор тотчас же начал возвещать, что в Италии готовится восьмой Вселенский Собор для примирения Церквей, в котором необходимо участвовать и представителю Русской Церкви. Он стал собираться к путешествию. Напрасно великий князь Василий Васильевич убеждал митрополита не ездить в латинскую землю и даже запрещал ему своею властию. Наконец, видя упорство Исидора, Василий сказал ему: "Если уже ты непременно желаешь идти на Собор, то принеси нам оттуда наше древнее Православие, которое мы приняли от предка нашего святого Владимира; а нового и чуждого не приноси нам, - мы того не примем". Исидор дал клятву стоять за православие [При выезде из пределов Русской земли Исидор показал свою привязанность к латинству: в Юрьеве-Ливонском (Дерпте) он пошел вместе с немцами в их костел, а не в Православную церковь] и отправился в Италию, взяв с собою епископа Суздальского Аврамия и много других духовных и светских лиц, числом до ста.

Между тем император Иоанн с Патриархом Иосифом, 22 митрополитами и епископами и почти 700 другими лицами духовными и светскими отправились на папских галерах в Италию. Собор был открыт в Ферраре 9 апреля 1438 года под председательством папы Евгения, при котором было 11 кардиналов и до 150 латинских епископов. Несколько месяцев прошло в частных совещаниях о чистилище и о состоянии праведников по смерти. Папа, видя непреклонность греков к принятию латинского учения, начал действовать принудительно, прекратив выдачу назначенного им содержания. Наконец, 8 октября были открыты торжественные заседания Собора. Для ведения прений назначены были с обеих сторон по шести лиц и в числе их были со стороны греков блаженный Марк, митрополит Ефесский, и Исидор, митрополит Русский. Предметом соборных рассуждении избран был вопрос: законно ли прибавление к Символу Веры "Filioque" (и от Сына), сделанное латинами? Этим вопросом занимались до 8 декабря в 15 соборных заседаниях. Спорившие тщетно истощали все свое знание и искусство: ни та, ни другая сторона не хотела уступить ни в чем; так и не пришли к никакому решению или соборному определению.

После того Собор был перенесен во Флоренцию. Здесь с 26 февраля возобновились торжественные заседания, посвященные рассмотрению латинского учения об исхождении Святого Духа от Отца и Сына. Все прения со стороны греков вел почти один Марк Ефесский, а со стороны латинян один провинциал ордена Доминиканцев Иоанн, славившийся своею диалектикою. Начали разбирать свидетельства отцов Церкви Греческой и в продолжение пяти заседаний рассмотрели только весьма немногие из них, вдаваясь в величайшие тонкости и словопрения, которые утомляли всех. Император, наскучив медленностию, поручил Марку Ефесскому изложить главные основания православного учения о спорном предмете. Это изложение и было зачитано на следующем заседании Собора. Но так как латиняне и после этого не хотели согласиться с греками и требовали продолжения соборных заседаний, то император, убедившись из опыта, что прения не приводят решительно ни к какому соглашению, запретил Марку являться на заседания. Греки слушали, что говорил провинциал Иоанн, и не возражали ему ни слова. Тогда раздраженный папа прислал объявить Патриарху, что, так как греки отказались от дальнейших состязаний, то они должны к наступающей Пасхе (5 апреля) или изъявить согласие на учение Римской Церкви, или отправляться в отечество. Этим окончились соборные действия во Флоренции, не приведшие ни к какому результату. Отселе начинается долгая и тяжкая борьба между совестью императора Иоанна и требованиями латинян, между видами на помощь колеблющейся империи и опасением подвергнуться общему укору и проклятиям за измену православию. Надежда на истинный христианский мир Церквей была потеряна. Надобно было купить его уступками и уступками тяжкими.

Чтобы принять на себя как можно меньше ответственности пред Церковью и народом, Палеолог старался приблизить к себе тех членов Собора, которые оказались наиболее преданными делу соединения: Виссариона Никейского, Исидора Русского и Григория духовника. С ними он советовался, чрез них старался направить умы прочих, грозил своим гневом тем, кто оставался верным Православию, не допускал их к участию в прениях и вместе с тем никому не дозволял возвратиться в отечество. Папа, со своей стороны, старался воздействовать на греков, задерживая выдачу денег на содержание.

Когда в понедельник страстной недели возобновились частные совещания греков в кельях больного Патриарха Иосифа, митрополит Исидор первым подал голос: "Лучше душою и сердцем соединиться с латинами, нежели возвратиться, не кончив дела. Возвратиться, конечно, можно; но как возвратиться, куда и зачем?" С этим мнением открыто согласился Виссарион, другие же промолчали. Один Марк Ефесский оставался непреклонным.

После нескольких собраний сделана была первая уступка латинянам: греки признали, что "Дух Святой исходит от Отца чрез Сына". После того Патриарх Иосиф внезапно скончался. Уступки продолжались: согласились, что Таинство Евхаристии равно действительно при совершении его на квасном хлебе или на опресноках; признали, хотя и неявно, учение о чистилище и, наконец, решились написать, что греки почитают папу верховным первосвященником, наместником Иисуса Христа, пастырем и учителем всех христиан, управляющим Церковью Божией, с сохранением прав и преимуществ четырех Восточных Патриархов, так что они занимают первые места непосредственно после папы.

Латиняне и греки спешили составить соборное определение о соединении Церквей (unio ecclesiarium). Под ним подписались сперва греки: кое-кто, как первые виновники дела, подписались с радостию, другие - увлекаемые подкупом или боязнью. Немногие же успели освободиться от подписи, скрывшись из Флоренции [По свидетельству Сиропула и священника Симеона Суздальского (в описании путешествия Исидора во Флоренции), папа несколько раз присылал грекам золото и серебро. Аврамий, епископ Суздальский, сопровождавший Исидора, на целую неделю был посажен им в темницу и потом насилием вынужден к подписи]. Одного только Марка Ефесского никто не тревожил, потому что все были убеждены в непоколебимой твердости сего великого мужа Православной Церкви. Когда соборное определение было принесено на подпись к папе и на вопрос его: "Подписался ли Ефесский"? - ему отвечали: - "нет"; то папа невольно воскликнул: "Так мы ничего не сделали!" Вместе с папою подписались кардиналы, епископы и аббаты.

Торжественное обнародование соединения совершилось в кафедральной церкви флорентийской. Кардинал Юлиан и митрополит Никейский Виссарион громогласно прочли с кафедры соборное определение: один на латинском, другой на греческом языках.

Так заключен был мир, но мира как такового - не было! Не было мира в духе примирившихся! Признали, что Таинство Евхаристии действительно, как на опресноках, так и на квасном хлебе. Но греки отказались от причащения за литургиею латинскою, а латиняне отказались даже присутствовать при литургии греческой. После того греки начали разъезжаться с Собора. Папа напутствовал императора одними благословениями и обещанием выслать флот и войско на помощь Царьграду, если согласятся на то европейские государи. Странники, с лишком два года не видавшие отечества, прибыли в Константинополь 1 февраля 1440 года.

Как смотреть на это соединение Церквей, Восточной и Западной, будто бы совершившееся во Флоренции? Без всякого сомнения, это было соединением незаконным и недействительным, а только мнимым, призрачным. Рассматривая обстоятельства, предшествовавшие собору, с первого же взгляда можно видеть, что не искреннее, святое желание мира церковного, но посторонние своекорыстные цели побуждали императора и папу стараться о восстановлении древнего союза Церквей. На соборных прениях латиняне не могли опровергнуть несомненных доказательств, приводимых греками. По прекращении публичных собраний мало-помалу грекам пришлось пойти на вынужденные уступки, порождённые то стеснением в способах содержания, то подкупом, то льстивыми убеждениями, то милостями, то насилием. Наконец, разными неправдами с помощью немногих изменников Православия латиняне достигли призрака торжества над греками. Такой ли собор присвояет себе право именоваться восьмым Вселенским [В изложении действий Флорентийского собора мы руководствовались сочинением, изданным от Московской Духовной Академии: История Флорентийского собора, и Историею Русской Церкви преосвященного Макария. Т. V, стр. 340-367]? Если даже не принимать в соображение очевидной незаконности определений, вынесенных на этом соборе, то нельзя признать Флорентийский собор Вселенским уже и потому, что акт соединения церквей не подписан никем от имени Патриарха Константинопольского за смертию Иосифа, а равно и от имени Патриарха Антиохийского, потому что местоблюститель его Марк Ефесский остался непреклонным поборником православия. С точки зрения латинян собор также не был Вселенским; кроме папы с немногими кардиналами и епископами, на нем не присутствовали епископы французские и других стран Европы, которые упорно продолжали свой собор в Базеле и, наконец, осудили папу, как еретика, а созванный им собор признали незаконным.

Не можем умолчать об одном дивном событии, явно подтверждающем неправославность лжесобора Флорентийского: Суздальский священник Симеон, бывший с Исидором на соборе, не хотел покориться латинству, много пострадал за это и вместе с Тверским послом Фомою решился бежать в отечество. Не имея ни средств, ни защиты, ни знания путей, они пристали было к путешествующим купцам; но, приближаясь к одному грозно укрепленному городу, купцы отогнали их от себя, опасаясь потерпеть из-за них, как за людей неизвестных и сомнительных. На одной горе, утомясь и недоумевая о пути, Симеон и Фома легли и задремали. Вдруг видит пресвитер старца, который, взяв его за правую руку, сказал: "Благословился ли ты от последовавшего стопам апостольским Марка, епископа Ефесского?" Он отвечал: "Да! Я видел сего чудного и крепкого мужа и благословился от него". Тогда явившийся говорил далее: "Благословен от Бога человек сей, потому что никто из суетного латинского Собора не преклонил его ни имением, ни ласкательством, ни угрозами мук. Ты сие видел, не склонился на прелесть и за то пострадал. Проповедуй же заповеданное тебе от святого Марка учение, куда ни придешь, всем православным, которые содержат предание святых апостолов и святых отцов семи Соборов, и имеющий истинный разум да не уклоняется от сего. О путешествии же вашем не скорбите: я буду неотступно с вами и чрез сей непроходимый город проведу вас безопасно. Теперь, восстав, идите; прошед немного, увидите место, где две палаты, и подле них - жену, именем Евгению, которая примет вас в дом свой и успокоит; а потом вскоре и чрез город пройдете без задержания". Пресвитер спросил старца, кто он, и явившийся отвечал: "Я Сергий Маковский (Радонежский), которого ты некогда призывал в молитве. Ты обещался прийти в обитель мою, но не пришел; и теперь обещания не исполнишь, но поневоле там будешь". Пробудясь, пресвитер рассказал видение своему спутнику, и они пошли с радостию. Все получилось по предсказанию: Евгения пригласила их для успокоения; потом прошли они чрез город среди множества вооруженных людей, не будучи никем задержаны. Так Симеон возвратился в отечество, где сбылось над ним предсказание великого чудотворца [Симеон почему-то замедлил и не поспешил в обитель Сергиеву. Между тем возвратился Исидор и заключил его в оковы как непокорного. По изгнании Исидора Симеон освобожден из оков и отдан игумену Троицкой лавры Зиновию. Таким образом, по предсказанию преподобного Сергия, он поневоле привезен в обитель его, где со слезами рассказывал братии свои приключения (Некоторые черты из жития преподобного Сергия Радонежского после смерти, стр. 35-37)].

Достиг ли папа своей цели, успел ли утвердить свою власть над греками? Нисколько. Лишь только бывшие на Соборе сошли с галер на родной берег и были встречены вопросом, чем кончился Собор, то многие из них с сокрушением отвечали: "Мы продали нашу веру, мы променяли Православие на ересь латинскую!" Как бы отдавая себя на суд своих соотечественников и отрекаясь от принятого соединения, они восклицали: "Да отсечется рука, подписавшая беззаконное определение! Да исторгнется язык, изрекший согласие с латинянами!" Один из митрополитов, бывший местоблюстителем патриарха Александрийского, Антоний Ираклинский явившись на Собор архипастырей в Константинополе, торжественно исповедал: "Я не был согласен с одобрявшими соединение, как вы сами знаете, однако же подписался под определением, хотя недобровольно. И с той поры совесть меня мучит. Я отвергаю соединение и предаю себя суду Церкви, как виновного". Такие известия произвели сильное смущение в православных жителях столицы. Все чуждались новоприбывших. Духовенство, остававшееся в Царьграде, не хотело совершать богослужения даже с теми, которые раскаялись в своем согласии на унию. Патриархи Востока, собравшись во Иерусалиме, произнесли осуждение на всех, соединившихся с Западною Церковью. Не молчал и твердый адамант Православия блаженный Марк Ефесский, изнуренный летами и болезнями, но твердый духом: окружными посланиями ко всем православным христианам он заклинал всех удалиться от Флорентийского единения, как от дела богоненавистного. И голос великого поборника Православия имел неотразимую силу. Собор Флорентийский не только не привлек греков к папе, но еще сильнее возбудил в них ненависть к латинству.

Достиг ли император того, чего так пламенно желал достигнуть, принося чистоту своей веры в жертву земным выгодам? Нет. Бог не благословил предприятий, основанных на измене Православию. Император не получил из Рима обещанных пособий: никто из государей Европейских не отозвался на воззвание папы, кроме короля Венгерского и Польского Владислава, который ополчился против турок и погиб под Варною. Иоанн Палеолог, хотя находил нужным выглядеть ревнующим о соединении, для чего поставлял на Цареградский патриарший престол лиц, преданных унии, но до конца своей жизни не хотел или не смел обнародовать определения Флорентийского собора и умер (в 1448 г.) православным, отрекшись от всякого союза с Римскою Церковью. А по смерти его новая попытка сближения с Римом для защиты от турок произвела сильное волнение между православными и только ускорила падение империи.

Каков был успех Исидора в Русской земле? Облеченный саном кардинала и званием легата от ребра Апостольского (a latere apostolico) для всех стран северных, он возвестил соединение Церквей в Будине, Кракове и Львове, совершая литургии в храмах латинских, провел зиму в Киеве, где получил грамоту на все митрополичьи отчины и доходы [Грамота, данная Исидору Киевским князем Александром Владимировичем, помещена в Актах Исторических. Т. I, № 259. Впрочем, летописец свидетельствует, что Исидор был изгнан из Киева (Полное Собрание летописей. Т. II, стр. 355)]. Весною 1441 года он прибыл в Москву, но там уже знали о действиях его в Италии. Пред ним несли крест латинский. Лжепастырь, надеясь на простоту и малообразованность своей паствы, поступил решительнее, нежели его собратия в Константинополе. На первой литургии уже возносимо было имя папы Евгения, а по окончании службы архидиакон с амвона прочитал определение Флорентийского собора. Все эти новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном. Но великий князь Василий, одушевляясь ревностью к чистому учению Церкви, торжественно в храме стал обличать изменника Исидора, называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец, велел низвести недостойного митрополита с престола и, посадив его под стражу в Чудове монастыре, созвал на Собор епископов [На этом Соборе были святители: Ефрем Ростовский, Иона Рязанский, Варлаам Коломенский, Иов Саранский, Герасим Пермский, Аврамий Суздальский (возвратившийся из Флоренции) и множество архимандритов, игуменов, священников и иноков] и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дела на Соборе Флорентийском, тогда великий князь повелел склонить Исидора к раскаянию и исправлению. Но все было напрасно. Пробыв в заключении все лето, предатель Православия бежал сначала в Тверь, где также подвергся заключению, потом в Литву и, наконец, в Рим с печальною вестию о неудавшемся замысле.

Может быть, он надеялся добиться большего успеха в областях Русских, подлежавших литовскому и польскому иноверному владычеству. Но и там православные не поддались обольщению, не прельстились привилегиями Владислава Варнского, не уступали даже будучи преследуемыми [Литовская церковная уния, соч. М. Кояловича. Т. 1, стр. 15 и след. ]. Таковы были последствия Флорентийских постановлений! Вместо сближения Русской Церкви с Римом или уклонения ее от Православия они только усилили отвращение Руси от латинства.

После побега из Москвы изменника Исидора великий князь послал грамоту в Царьград о том, чтобы Собором восточных святителей разрешено было избирать и поставлять митрополита в Москве; но слух об измене Православию в Царьграде заставил воротить посла с дороги [Русские Святые под 31 марта, стр. 143].

А между тем новые страшные междоусобия надолго отодвинули заботу о делах церковных. Великий князь Василий был захвачен врагом своим Дмитрием Шемякою в обители Троицкой, ослеплен (16 февраля 1446 года) и заточен в Углич. Похититель великого княжения вызвал в Москву святителя Рязанского, встретил с почетом, как нареченного митрополита, и успел убедить его принять "на свою епитрахиль" и доставить к нему малолетних детей Василия из Мурома, куда укрыли их верные бояре. Обманутый коварным обещанием милостей детям несчастного отца, святитель исполнил волю Шемяки, но сам же должен был вскоре отвезти их в отцовскую темницу - в Углич.

Управляя церковными делами в Москве, как блюститель митрополии, правдолюбивый святитель был всегдашним обличителем беззаконного князя и ходатаем за Василия Темного (так прозвали современники венценосного слепца). Он непрестанно твердил Шемяке: "Ты поступил несправедливо и меня ввел в грех и стыд. Тебе бы следовало выпустить князя на свободу, а ты и детей его засадил с ним в неволю. Ты мне дал свое правое слово и тем сделал меня обманщиком, посрамив седины мои. Какой вред может причинить тебе князь, лишенный зрения, с малыми детьми? Если еще ты сомневаешься в том, возьми с него клятву при свидетельстве братии нашей, епископов". Шемяка решился созвать епископов на совет по этому делу, объявил свободу Василию Темному и дал ему в удел Вологду.

Спустя несколько месяцев Василий, успокоенный советом любивших отечество иноков [Трифона, игумена Кирилловского, и преподобного Мартиниана, игумена Ферапонтовского. Они объявили Василию, что клятва, данная им в Угличе, незаконна, как действие неволи и страха. Первый из них был после архиепископом в Ростове, а последний - игуменом Троицкой Сергиевой обители], снова занял престол великокняжеский, беззаконно у него отнятый. Враги спешили примириться с ним. Когда же Шемяка и по заключении мирного договора продолжал коварствовать и заводить новые смуты, тогда Собор пастырей русских обратился к нему с грозным обличительным посланием. "Враг рода человеческого возбудил тебя на брань междоусобную, - писали святители. - Презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем схватил старшего брата твоего, великого князя, и злодейски истерзал его: на добро ли себе и людям? Долго ли властвовал и в тишине ли? Не беспрестанно ли волнуемый, мучимый страхом, перебегал с места на место, днем томимый заботами, а в ночи - сновидениями и мечтами? Искал ты большего, но сгубил свое меньшее. Великий князь снова на престоле, ибо данного Богом никто отнять не может. Одно милосердие государя спасло тебя: он поверил клятве твоей и опять видит измену... Ты дерзаешь быть вероломным, презрел крестное целование, а епитрахили наши сквернишь своими богомерзкими речами... Епитрахили наши святительские не могут оскверниться твоими гнусными, клятвопреступными словами, но ты губишь бедную душу свою... Никогда между христианами не было даже слуху о таких злодействах, какие ты совершил. Принеси покаяние пред Богом и примирись с великим князем, а он готов, по нашему ходатайству жаловать тебя и держать, как брата. Если же не раскаешься, то чужд будешь Богу и Церкви Божией и православной вере, не будет тебе части с верными, не будет на тебе милости Божией и силы животворящего креста, который ты целовал клятвопреступно. Ты будешь проклят и погибнешь навеки "[Это послание писано 29 декабря 1477 года и помещено в Актах Исторических. Т. 1, № 11. Подпись Рязанского владыки Ионы занимает здесь третье место; ему, по всей вероятности, принадлежат укоризны за осквернение епитрахилей святительских].

Закоренелый клятвопреступник смирился, но ненадолго. Вскоре он опять начал междоусобие [В этом междоусобии достопамятна ожесточенная битва под Угличем как последнее кровопролитное действие княжеских междоусобий], потерял свой Галичский наследственный удел и бежал в Новгород. Потом еще раз пытался, но напрасно, возвратить удел свой, после чего снова нашел убежище в Новгороде и там, отлученный от Церкви, умер отравленный ядом [Шемяка умер от "лютого зелья", которым отравил его близкий к нему человек, Иван Котов (Львовская летопись, II, 348). Место могилы несчастного и преступного князя, погребенного новгородцами, несмотря на отлучение от Церкви, в Юрьевском монастыре, совершенно забыто потомством].

Еще прежде смерти непримиримого врага своего великий князь Василий Темный, едва успев утвердиться на своем престоле, начал помышлять о поставлении митрополита. Из Константинополя ожидать было нечего: в Москве уже слышали, что в Царьграде свирепствует разделение между верными Православию и принявшими соединение с Римом. Основываясь на правилах церковных и примерах прежнего времени [По первому правилу апостольскому и по 4-му правилу первого Вселенского Собора епископы каждой области имеют право избрать и посвятить старшего епископа. На основании этих правил были посвящены в Киеве русскими епископами митрополиты: Иларион при великом князе Ярославе и Климент при великом князе Изяславе], Собор пастырей русских 5 декабря 1448 года возвел Иону на престол митрополита Киевского и всея Руси.

Новый первосвятитель прежде всего озаботился соединением епархий юго-запада под одно управление, что было особенно нужно ввиду опасности со стороны латинства. Он принял участие в мирных сношениях великого князя с королем Казимиром [Король польский Казимир, избранный из великих князей Литовских, держал сторону Собора Базельского и не признавал унии, установленной папою Евгением. Он охотно подчинил святителю Ионе православные епархии западной Руси, но мятежные папы не допустили возвратить под власть того же святителя епархии, которые принадлежали собственно Польше, а именно: Галичскую, Холмскую и Перемышльскую] и утвердил своим благословением договор их. Король, со своей стороны, изъявил согласие на подчинение святителю Ионе православных епархий Литовского княжества и звал самого Иону в Литву для личного свидания. Вначале 1451 года митрополит отправился в Литву. Король сдержал свое слово и выдал святителю грамоту на управление Киевскою митрополиею. При таком положении своем святой Иона немедленно вытребовал к себе Волынского епископа Даниила, посвященного Исидором, заставил его отречься от согласия с Римскою Церковью и дать клятву на верность православию, после чего отпустил его на епархию. Он также назначил наместников своих в города, непосредственно зависевшие от киевской митрополии: Киев, Вильну, Новогрудок и Гродно), - с правами выдавать одобрительные грамоты ищущим духовного сана, надзирать за соблюдением церковных постановлений, судить виновных и управлять церковными имениями.

Кроме попечений о поддержании православия в западном краю Руси, святому Ионе, уже одаренному благодатию прозорливости и чудес, предстояло много забот и скорби внутри Московского государства. Едва успел он возвратиться в Москву из Литвы, как разнеслись слухи о нашествии на Россию Мазовши, сына Седиахмета, хана Ногайского. Великий князь выехал из Москвы, вверив ее охранение святому Ионе и боярам. Неприятель (22 июля 1451 года) зажег посады московские. Пастырь, готовый положить душу свою за стадо, подкреплял заключавшихся вместе с ним в Кремле духовными пособиями. Под зноем страшного пожара, в облаках дыма, несшегося на Кремль, он совершал крестные ходы по стенам его. Стрелы татарские искали своих жертв. Один инок Чудова монастыря Антоний, по прозванию Кловыня, уважаемый святителем за строгость жизни, едва успел сказать, что Господь за молитвы святительские спасет город, как пал, пронзенный стрелою [Похвальное слово святому митрополиту Ионе в Макариевской Четьи-Минее, 21 марта, л. 953, об. ]. Вечером того же дня осажденные сделали вылазку и бились с татарами ночью. На другой день неприятеля уже не было под стенами Московскими: он бежал, оставив тяжелые запасы в добычу осажденным. Святой Иона сам почтил погребением богоугодного инока и в память милости Божией поставил церковь на своем дворе в честь Положения ризы Пресвятой Богородицы, которое празднуется Церковью 2 июля [Эта церковь стоит против западных врат Успенского собора. С построением ее положено основание новому дому первосвятителей Русских, которые прежде того жили у Боровицких ворот при храме Предтечи Господня Иоанна]. После другого нашествия ногайских татар, которые приходили, "похваляясь, на Русь", как говорит летописец, и были прогнаны юным сыном великого князя Иоанном, святитель устроил в Успенском соборе придел в "похвалу Божией Матери" [Придел похвалы Богородицы устроен в юго-восточной главе Успенского собора. В нем с XVI века до конца XVII происходило избрание и наречение первосвятителей русских].

Содействуя благоденствию Русской земли своими молитвами, престарелый митрополит, как попечитель отечества, разделял с великим князем важнейшие государственные заботы, постепенно приготовлявшие самодержавие государей Московских. Своим благословением он утверждал все договоры Василия с удельными князьями, старался удерживать последних в зависимости от великого князя и в согласии с ним. Когда жители Вятки, возмущенные Шемякою, долго не покорялись великому князю, святой Иона отправил к ним игумена со своим посланием к воеводам и прочим начальникам земским, в котором укорял их за своевольство и грабительство и увещевал принести великому князю раскаяние в своих винах; в то же время духовенству вменялось в обязанность строже наблюдать за поведением своих духовных детей. Видим отсюда, как усердно власть Духовная помогала распоряжениям власти гражданской.

Святитель Божий старался насаждать в пастве своей истинное благочестие и искоренять дурные привычки то увещаниями и распоряжениями пастырскими, то с помощью гражданской власти. Вот что писал великий князь своим сельским волостелям: "Отец мой, митрополит Иона, говорил мне, что ваши люди ездят незваные в митрополичьи села и на праздники, пиры и братчины, и на этих пирах бывают убийства, воровство и другие худые дела. И я, великий князь, дал митрополиту грамоту, чтобы в его села не ездили незваные на праздники, пиры и братчины" [Акты Исторические, I, № 50]. В Вышгороде, волости Верейского князя Михаила, десятильник и дворяне святителя избиты были до полусмерти. Святитель потребовал от князя, дабы горожане немедленно подвергнуты были наказанию. "Спроси старых бояр своих, - писал святитель князю, - бывало ли такое неуважение к Церкви Божией и к святителям при твоих прародителях и родителях? Тебе известно, что великий князь Витовт, как и теперешний король и все их княжата и паны, - все нашей веры; но спроси, как они оберегают Церковь и какую воздают ей честь! А эти люди, будучи православными христианами, поносят и бесчестят Церковь Божию и нас... Молю тебя, чтобы ты, как православный властитель, защитил от горожан Церковь Божию и меня, своего отца и пастыря, дабы вперед не было ничего подобного" [Там же, № 261].

Жители Смоленска скорбели о том, что древняя чудотворная икона Богородицы Одигитрии оставалась в Москве. Епископ их Мисаил прибыл в Москву с усердною просьбою возвратить святыню в Смоленск. Святой Иона, желая, чтобы древняя святыня питала и поддерживала древнее благочестие в смолянах, убедил великого князя отпустить к ним чудотворную икону [Чудотворная икона Богородицы Одигитрии - древнейший предмет благоговения Смоленска и всей православной Руси - представляет с лицевой стороны Божию Матерь с Ее Божественным Сыном; правая рука Ее приподнята у груди с раскрытою дланью, левая поддерживает Младенца Иисуса. На оборотной стороне иконы изображено Распятие и стоящие при кресте: Божия Матерь и Иоанн Богослов. Величина иконы 1 аршин в длину и 14 вершков в ширину. Церковные предания относят этот образ к первым векам христианства; Никифор Каллист в своей истории (кн. VI, гл. 13) говорит, что евангелист Лука, прежде составления книги Деяний, написал образ Пресвятой Богородицы, носящей Младенца Предвечного на руках, потом написал еще две такие же иконы и принес показать их Матери Господа, угодны ли они Ей. Богоматерь, увидавши свой образ, произнесла: "Благодать Родившегося от меня да будет с сими иконами". Из сих трех икон первая (именно та, на которой есть Распятие с другой стороны) была писана по просьбе Антиохийского правителя Феофила и послана ему в дар. Впоследствии, по словам святого Димитрия Ростовского, она была перенесена в Иерусалим, а оттуда в Константинополь, где была поставлена в храме Влахернском и прозвана Одигитриею. Император Константин в 1046 году выдал дочь свою Анну за князя Всеволода, одного из сыновей Ярослава I, и, благословив ее сею иконою Одигитрии, отправил в Русскую землю. Здесь чудотворная икона находилась сначала в Чернигове, где княжил Всеволод; потом Владимир Мономах, получив икону в благословение от матери своей княгини Анны, принес ее в дар новоустроенному им соборному храму в Смоленске. Последний князь Смоленский Юрий при завоевании Смоленска Витовтом привез икону в Москву, где она оставалась с лишком 50 лет. Теперь эта древняя святыня пребывает в Смоленске, в Успенском кафедральном соборе (Истор. описание Смоленской епархии, стр. 246-249)].

В 1453 году Константинополь пал под ударами поклонников Магомета. Несчастные греки искали себе убежища на Западе, имея там уже довольно своих соотечественников, то переменою вероисповедания, то своею образованностью снискавших себе покровительство папы и государей. Были выходцы из порабощенной империи и у нас: Россия отверзла свои сокровища для облегчения их участи и для выкупа страдавших в плену [На другой год после падения Константинополя был в Пскове какой-то Цареградский митрополит Игнатий; получив здесь щедрую милостыню, он отправился с тем же в Новгород. Около того же времени святой Иона сделал воззвание ко всем князьям, епископам и всему православному христианству о вспомоществовании греку Димитрию на искупление его семейства, приглашая и всех своих детей духовных подать ему милостыню, кому что Бог положит на сердце, во спасение души своей (Акты Исторические, I, № 264)]. Страдания Церкви Греческой были неизобразимы. Дивный защитник веры от латинства и ислама святой Патриарх Геннадий (в миру Георгий Схоларий) просил святителя Иону о помощи бедствующим христианам Востока. Отправляя ответ с послом великого князя, святитель Московский извинялся в скудости посылаемых пособий и писал, что дорожит союзом с православною Церковью Цареградскою [Акты Исторические, I, № 263]. Может быть, благодаря этим сношениям даровано было Русской Церкви право избирать и поставлять себе первосвятителей, не сносясь с Константинопольским престолом, и митрополия Русская поставлена была выше всех прочих, первою после престола Патриархов Иерусалимских [Дополнение к Актам Историческим, II, № 76].

Отношения Московского первосвятителя к воссоединенным епархиям не изменялись, пока Рим не возобновил своих притязаний на западную половину Русской митрополии. В 1458 году Григорий, ученик отступника Исидора, был поставлен в Риме митрополитом Русской земли. Великий князь лишь только услышал об этом, написал к королю Казимиру, чтобы тот не принимал к себе новопоставленного митрополита, который ни за что не будет принят в Москве. Епископы северо-восточной Руси на Соборе определили: не иметь никаких сношений с самозванцем Григорием и признавать законным митрополитом только того, кто посвящен у гроба чудотворца Петра. Святой Иона, удрученный старостию и болезнью, не мог сам отправиться в Литву, но вместо себя послал с письмами к литовским православным епископам, князьям, панам и народу двух игуменов из знатнейших монастырей своей митрополии: Троицко-Сергиева - Вассиана, знаменитого красноречием, и Кирилловского - Кассиана. Князья успокоили митрополита своей твердостью в православии; епископы литовские также обещали быть верными, но, к скорби святого Ионы, некоторые из них вошли в сношение с Григорием. Лжемитрополит привез с собою в Литву грозную буллу папы Пия II. Папа, посылая к королю Григория, повелевал "поймать и сковать нечестивого отступника Иону" [Софийский Временник, II, 40-42. Истор. Карамзина, V, прим. 311]. Но Господь посрамляет гордость человеческую! Папа называет святого Иону нечестивым отступником, а Господь тогда уже прославил его даром предвидений и чудотворений [ Преподобный Иосиф Волоколамский, почти современник святого Ионы, пишет об этом времени в одном из своих писем: "И тогда был на Москве митрополит Иона Киевский и всея Руси, иже бяше чудотворец"]. Внушая всем твердо стоять в Православии, святой Иона писал: "Если бы кому пришлось и умереть за свое исповедание, верую Христу, моему Владыке, причтен будет пострадавший к лику мучеников" [Акты Исторические, I, № 134 и 119].

Так подвизался святитель Божий, уже близкий к блаженной кончине! По совету великого князя и с согласия епископов он сам назначил себе преемником старшего из архиепископов по служению, а может быть и по летам, Феодосия Ростовского. Это было сделано с тем намерением, чтобы Церковь Русская в таких затруднительных обстоятельствах, не оставалась без архипастыря.

О близости кончины святой Иона извещен был свыше. Тогда же для засвидетельствования святости его пред людьми открыто было о том же ключарю Успенского собора священнику Иакову. В одну из ночей сторож Успенского собора приметил необыкновенное освещение в запертом храме и услышал пение. Видя это, ключарь немедленно отпер церковь, вошел в нее, нашел свечи горящими, но никого не увидел; только услышал голос: "Пойди, скажи рабу Моему митрополиту Ионе, что по его молитве о посещении его тела, ради спасения души Я попустил быть знамению на ноге его с болезнью. Он же, устроив потребное о себе и о порученной ему пастве, с благодарением переселится из жизни временной в вечную, где всем веселящимся жилище". Смущенный пресвитер не посмел явиться к своему митрополиту с такою вестию, но наутро сам святитель призвал его, обличил за ослушание божественному повелению и предсказал ему за это скорую смерть жены его, тогда здоровой. Болезнь открылась в ноге святителя, но, преодолевая болезнь, святитель Иона не отлучался от Церкви, с радостию приготовляясь к блаженному исходу. Он скончался в глубокой старости 31 марта 1461 года, во вторник на страстной неделе. Мощи его преданы земле в северо-западном углу Успенского собора.

Память святого митрополита Ионы осталась священною для Церкви Русской. Не прошло и года после блаженной его кончины, как духовный друг его святой Иона, владыка Новгородский, поручил сербскому иноку Пахомию, жившему тогда в России, составить канон в честь святого Ионы-митрополита. Спустя 11 лет, при построении вновь Успенского собора мощи его обретены нетленными, причем многие больные получили исцеление. А в 1547 году на соборе Московском было установлено повсеместное празднование памяти великого святителя [Память святого Ионы празднуется марта 31 - в день преставления, мая 27 - в день обретения мощей, июня 15 - вместе с памятью святителей Петра и Алексия. Мощи его почивают открыто на том же месте Успенского собора, где покоились они в могиле. К массивной серебряной раке великого святителя, так же как и к серебряным лампаде и подсвечнику пред гробницею его, не коснулись святотатственные полчища Наполеона I, ограбившие в 1812 году московские соборы].

После святого Ионы сохранилось много его посланий [Большая часть посланий святого Ионы напечатана в Актах Археографической Экспедиции, Актах Исторических и Дополнениях к ним]. Одни из них относятся к охранению гражданского покоя России и порядка внутреннего церковного управления; другие - к защите Православия от насилий папизма; третьи утешают скорбящих или вразумляют нарушителей закона.

Святой Иона писал к вятскому духовенству: "Молю вас, священники Господни, осмотритесь всячески и содрогнитесь. Смотрите, в какие уста входит бессмертное Тело и честная Кровь Христа - Спасителя нашего и Владыки. Если с устами нечистыми и гнусными дерзаете приступать или допускать кого-либо к бессмертным и животворящим Тайнам, вы, как трава, прикасаетесь к огню".

Святитель писал к детям, не повинующимся своей матери [Сыновьям умершего Киевского князя Александра Владимировича (Акты Исторические, I, № 45)]: "Жаловалась мне на вас мать ваша, а моя дочь, княгиня, что вы по нерадению ли своему, или по научению диавола, или по своей молодости не только не почитаете ее, но еще и обижаете во всем. Муж ее, князь, дал ей отдельное владение, чем ей прожить, пока угодно Богу, а потом по смерти учинить помощь душе своей; вам отец ваш дал особые части, а вы отняли у своей матери данное ей. Это дело богопротивное, дети: вы строите себе погибель во времени и вечности. Ужели не помните вы Господа, Который говорит: "Иже злословит отца или матерь, смертию да умрет"? И апостол сказал: "Чада, послушайте родителей своих, - это благоугодно Богу". И в другом месте Писание говорит: "Яко раб послужи родившим тя: что бо воздаем противу даяния их?" В Книге Притчей писано: "Чтяй отца и матерь долги дни сотворит и очистит свои грехи; благословение бо отчее утверждает домы, клятва же матерняя искореняет и основание..." Пишу вам кротко, чтобы вы пришли в чувство, испросили бы прощение у матери и возвратили бы ей почтение по Божию повелению, слушались бы ее во всем, а не обижали; пусть она заведует своим, а вы - своим по благословению отцовскому. Отпишите к нам, когда вы примиритесь со своею матерью, и я, по святительскому долгу и по вашему чистому покаянию, буду молить за вас Бога. Если же станете опять гневить и оскорблять свою мать, то, делать нечего, сам боясь Бога, по святительскому долгу, пошлю за своим сыном, за вашим владыкою, и за другими многими лицами, и вместе с ними возложим на вас духовную тягость церковную, свое и прочих священных лиц неблагословение".

Москва утвердилась и окрепла под покровом деятельности и молитв трех дивных святителей. Великий в смирении святитель Петр перенес престол митрополии в малый и убогий город святого князя Даниила: пророческим словом он возвестил будущее величие Москвы. Великий в вере святитель Алексий упрочил великокняжеское достоинство в роде Иоанна Калиты, поддержав малолетнего внука его и возвысив Москву над прочими удельными городами. Великий в законе и правде святитель Иона возвратил престол законному великому князю, смирил междоусобие, был крепкою опорой несчастного слепца в делах государственных и неусыпным стражем Православия в делах церковных.

Первоначальное образование под надзором строгих иноков Симоновского монастыря имело влияние на всю жизнь святителя. Сам неуклонно держась правил церковных и закона христианского в исполнении своих обязанностей, он требовал и от других строгого исполнения своего долга [Так, в 1455 году он судил на Соборе архиепископа Ростовского Феодосия за неправильное разрешение монахам на рыбу, а мирянам на мясо в навечерие Богоявления, которое случилось тогда в воскресный день. Только по ходатайству великой княгини Софии Феодосии не лишился архипастырского сана. Епископа Полоцкого Симеона святой Иона строго обличил, когда тот позволил себе в посланиях к своему митрополиту назвать себя его братом. Несмотря на уважение к преподобному Пафнутию, игумену Боровскому, святитель заключил его в темницу и оковы за неисполнение в обители его какой-то заповеди митрополичьей (в мартовской книге Четьи-Миней, Митрополита Макария, л. 954, об.)]. И неоднократно в суде его над нарушителями сего долга изрекался грозный приговор суда Божия. Малолетняя дочь великого князя Василия Анна была при смерти. Молитвы святителя, к которому принесли ее почти бездыханною, возвратили болящей здоровье и силы. Между боярами нашелся один, который говорил, что княжна выздоровела сама собою. Святитель, призвав его, сказал: "Страшна хула на Святого Духа. Поверь, сын мой, здоровье возвращено больной Самим Господом по вере родителей благочестивых". В ответ на эти слова неверующий начал кощунствовать. "Да заградятся хульные твои уста, - изрек святитель, - и да умрешь ты вместо княжны, бывшей при смерти". Боярин внезапно пал мертвым к ногам святителя. Другой вольнодумец, боярин Василий Кутуз, страдал зубною болезнию. Святой Иона подозвал его к себе по окончании литургии, дал ему наставление и сильно ударил по лицу. Пришедши в себя от сильной боли, Василий почувствовал, что зубная болезнь совершенно миновала, и раскаялся в своем неверии. Ключник святого Ионы, Пимен, обличенный в том, что отказал бедной вдове в малой мере меда для ее подкрепления в немощи, в тот же день по предсказанию святителя лишился жизни. Другой слуга святителя, которому поручено было раздаяние милостыни бедным, отказавший в подаянии также нищей вдове, за жестокосердие и обман пред святым Ионою, по его обличению, немедленно впал в болезнь и вскоре умер [В мартовской книге Четьи-Миней, Митрополита Макария, л. 952-956]. Достойно замечания то, что в двух последних случаях кара постигла виновных за недостаток любви.

Вскоре после святителя Ионы скончался и великий князь Василий Темный на 47 году жизни: страдания и скорби преждевременно изнурили в нем телесные силы. Он утвердил великое княжение за старшим сыном своим Иоанном, который с юных лет был соправителем отца, лишенного зрения; но отделил небольшие уделы и меньшим сыновьям, клятвенно обязав их слушаться матери не только в делах семейных, но и в государственных. Он приготовил многое для успеха своего преемника: присвоил себе большую часть уделов, принадлежавших потомкам Донского, властвовал в Суздале и Рязани [Рязанский князь Иоанн Федорович пред смертью своей поручил малолетних детей своих великому князю. Василий взял их на воспитание в Москву и послал своих наместников для управления Рязанским княжеством], покорил Вятку и ослабил вольность новгородскую. Хотя Василий не умел повелевать, как повелевали отец и дядя его, но оставил сыну государство более сильное и более обширное: рука Божия явно влекла Москву к величию, благословив доброе начинание Калиты и Донского.

Глава II

Угодники Божии, современные святому митрополиту Ионе, святители: Евфимий и Иона Новгородские; Герасим, Питирим и Иона Пермские. - Преподобные Паисий Галичский; Дионисий, Амфилохий, Макарий и Тарасий Глушицкие, Филипп Рабангский и Григорий Пельшемский; Макарий Желтоводский и Унженский; Александр Куштский, Евфимий и Харитон Сянжемские; Иосаф Спасокаменский, Варлаам Шенкурский или Важский; Савва Вишерский и Евфрем Перекомский; Пафнутий Боровский. - Юродивые: Максим Московский, Исидор Ростовский и Михаил Клопский.

При архипастырстве святого митрополита Ионы просияли в нашем отечестве святостью жизни многие богоугодные мужи. Различными путями достигали они одной цели - Царствия Небесного в блаженной вечности. Одни из них сияли ярким светом на престолах святительских, другие укрывались от мира в пустынных обителях, но и там примером жизни своей учили мир благочестию; третьи трудились в тяжком подвиге юродства для Христа.

На Софийской кафедре сияли благочестием и святостью, один после другого, двое святителей-чудотворцев: Евфимий и Иона.

Родители святого Евфимия, священник Михей и благочестивая жена его Анна, долго жили в супружестве, но не имели чад; наконец по усердной молитве их Господь даровал им сына, которого они назвали при крещении Иоанном и посвятили на служение Господу и Пречистой Его Матери. Весьма рано научился грамоте блаженный отрок и почувствовал влечение к пустынному безмолвию: 15 лет он уже удалился в непроходимое место, называемое Вяжищи, где жило тогда несколько иноков под настоятельством Пимена, который с радостью принял юношу Иоанна и немедленно постриг его под именем Евфимия. Вскоре юный инок столько прославился послушанием, смирением и всеми добродетелями, что блаженный архиепископ Симеон [Блаженный архиепископ Симеон, именовавшийся в иночестве Самсоном, преставился 15 июня 1421 года и погребен в Макариевской паперти Софийского собора. Он чтится местно вместе с владыками Новгородскими Иоакимом, Лукой, Мартирием, Аркадием, Антонием и Василием] взял его к себе в архиерейский дом и назначил казначеем над церковными имениями. По кончине святителя Симеона Евфимий удалился на безмолвие в Хутынскую обитель, откуда по неотступной просьбе братии Лисицкого Богородицкого монастыря поступил к ним на игуменство.

Когда умер преемник святителя Симеона, народное вече великого Новгорода вместе с духовенством, запечатав по обычаю, жребии с именами избираемых положили на престол святой Софии; по воле Господней выпал жребий блаженного Евфимия. С радостью устремился народ на Лисичью гору, чтобы возвести благоговейного игумена на владычные сени палат Софийских [Новгородцы имели обычай избирать владык своих на вече. Жребии с именами избираемых полагались потом на престол Софийского собора, откуда снимал их или младенец, или слепец. Последний жребий, оставшийся на престоле, заключал в себе имя новоизбранного владыки, который тогда уже вступал, еще до посвящения, во все права управления епархией. Случалось, что нареченный владыка несколько лет оставался без рукоположения; случалось и то, что новгородцы, почему-либо недовольные им, изгоняли его из палат владычных и на место его выбирали другого]. Но по причине смятений в Москве между великим князем Василием и дядей его Юрием нареченный владыка не успел принять посвящения от святителя Фотия. Только спустя три года после избрания, 26 мая 1434 года, он посвящен был в Смоленске митрополитом Герасимом. Новый святитель трудился неусыпно в управлении паствой; не упуская ежедневного иноческого правила, он исполнял ночью то, чего не успевал исполнять днем, а во все дневное время был доступен каждому, имевшему до него нужду. Тайная милостыня его была известна единому Богу; но все ежедневно видели, как он был милостив ко всем странным и убогим, подражая страннолюбию Авраама, так что никто не отходил от него скорбным. И не на один Новгород простиралась его щедрость: милостыни святого Евфимия достигали Царьграда, до Святой горы и до самого Иерусалима. Пост и воздержание его были беспримерны: во всю первую неделю святой четыредесятницы он вовсе не вкушал пищи, а в прочие недели Великого Поста вкушал понемногу через день. То же правило соблюдал он и в прочие посты, разрешая пищу только по праздникам.

Прилагая особенное попечение о храмах Божиих, святитель Евфимий обновил и благолепно украсил первопрестольный храм Софийский [Он украсил гробницы храмоздателя Софийского собора святого князя Владимира, святой княгини Анны и поставил в соборе много драгоценных икон. В соборной ризнице сохранился устроенный при святом Евфимии артосный панагиар, замечательный по изяществу древнего искусства], построил Софийскую звонницу и украсил многие храмы в Новгороде и окрестностях. С особенной любовью занялся он благоустройством той обители, где он постригся и где предназначил себе вечное упокоение. При нем сооружены палаты архиерейские, сохранившие доныне название Евфимиевых, и высокая башня с боевыми часами заграничного искусства, которые служили предметом удивления для Новгородцев. Ночью в 1439 году пономарь Софийского собора Аарон не во сне, а наяву видел почивших святителей Новгорода, вошедших во храм из притвора. Объятый ужасом, не смел он разбудить своих товарищей. Немного спустя, святители вышли из алтаря в полном облачении и, став пред Корсунской иконой Богородицы, начали совершать молебное пение: голос их слышал Аарон, но слов не мог понять. Они молились долго и возвратились в алтарь. Тем кончилось видение. На рассвете Аарон донес о том архиепископу Евфимию. Блаженный архипастырь соборно отслужил литургию и панихиду по всем архипастырям святой Софии и потом роздал щедрую милостыню бедным [Новгородская III Летопись под 6947 годом].

В том же году, при возобновлении Софийского собора, внезапно упал камень сверху стены и так сильно ударился в крышу близ стоявшей каменной гробницы, что она расселась; гробница была без надписи, и давно уже все забыли, кто в ней покоится. Услышав об этом, блаженный архиепископ Евфимий пришел в церковь, приказал отвалить рассевшийся камень, причем весь храм наполнился благоуханием, и, заглянув в гробницу со свечой, увидел нетленное тело, облеченное схимой. "Разумею, - сказал он предстоящим, - что здесь почивает великий раб Божий". После того он приказал снова покрыть гробницу, а сам в келии своей усердно молился Богу, да проявит ему, кто сей угодник Божий? Однажды ночью явно предстал архиепископу виденный им во гробе старец и сказал: "Не ужасайся, раб Божий: я тот, лежащий во гробе, о котором ты молился, архиепископ Илия, в схиме Иоанн, сподобившийся послужить чуду пречистой Богородицы и честного Ее знамения. Господь послал меня к тебе, да устроишь память преставившихся и погребенных во Храме Премудрости Божией князей русских, святителей Великого Новгорода и всех православных в 4-й день октября, и поминовение сие да будет установлено навсегда, потому что тебя избрал Бог достойным строителем Церкви, и дела твои угодны Богу. Я же буду молить Господа о всех христианах, и ты сам будешь причтен вместе с нами в Царствии Небесном". С того времени сделались известны и положены открыто многоцелебные мощи великого святителя Иоанна и тогда же устроено ежегодное поминовение в 4-й день октября всем почивающим в Софийском соборе, продолжающееся доныне [Собрание Летописей, III, 183].

Вскоре после того другой чудотворец Новгородский явил святителю славу нетления мощей своих, остающихся под спудом. Святой Евфимий пожелал видеть мощи преподобного Варлаама Хутынского. После трехнедельного поста в обители и многих всенощных бдений он с игуменом Тарасием и иподиаконом своим, по имени Иоанн, вошел в церковь. Владыка стал у главы, а игумен у ног раки, и вместе сняли они каменную доску, прикрывавшую гроб. Тогда увидели честные мощи, лежащие поверх земли и совершенно нетленные; лик и брада почивавшего сходны были с изображением на гробовой иконе и на том образе, который стоял в иконостасе [Четьи-Минея рукописная в библиотеке Троице-Сергиевой Лавры, № 671, л. 126].

Нравы новгородцев того времени доставляли много скорби святителю, который был сколько заботлив о несчастных, столько же и строг для нераскаянных грешников. В обличении греха не могли остановить его ни просьбы, ни дары, ни угрозы. Особенно тяготила святого Евфимия связь новгородцев с бессовестным клятвопреступником Шемякой. Своевольные граждане Новгорода, смотревшие с ненавистью на усиление Москвы, кричали на вече: "Святая София - защита притесненным!" - и поддерживали крамолы мятежного князя, уже отлученного от Церкви Собором русских святителей [Святой митрополит Иона в одном из посланий своих к святителю Евфимию пишет: "Ты говоришь, будто я называю в своей грамоте князя Дмитрия (Шемяку) моим сыном: посмотри внимательнее на грамоту; так ли там пишется? Сам он отлучил себя от христианства, сам положил на себя великую тягость церковную - неблагословения от всего великого Божия священства. Дал клятву не мыслить никакого зла против великого князя - и ей изменил. Ты видел эту грамоту. Как же после того можно мне именовать его своим сыном духовным? Итак, как прежде, так и теперь пишу к тебе, что я с прочими владыками почитаю князя Дмитрия неблагословенным и отлученным от Церкви Божией. Ты пишешь еще, что и прежде Святая София и Великий Новгород давали убежище у себя гонимым князьям русским и по возможности оказывали им честь; однако ж прежние митрополиты не присылали грамот с таким тяжким наказанием. Но скажи мне, сын мой, какие князья причиняли столько зла своим великим князьям, нарушив крестное целование, или какие князья, оставив жену свою, детей и все имущество в Новгороде, ходили по великому княжению проливать кровь христианскую? Как прежде этого не бывало, так прежние митрополиты не посылали грамот с такой тяжестью"].

Даже и достигнув глубокой старости и чувствуя близость кончины, святой Евфимий беспокоился в душе, что союз Новгорода с Шемякой поставлял его в неблаговидные отношения к первосвятителю, которого он глубоко чтил. Смиренный святитель послал нарочного в Москву, испрашивая молитв и прощения у святого митрополита Ионы, и вскоре после того мирно преставился, 11 марта 1458 года. Мощи его были преданы земле в Вяжицком монастыре, а найденные на теле его тяжкие вериги повешены над гробницей [Теперь эти вериги сохраняются в Софийской ризнице].

На шестнадцатый день после погребения святого Евфимия прибыл в Новгород митрополичий духовник старец Евмений с прощальной грамотой, которую он должен был вложить в руки почивавшего владыки, если не застанет его в живых. Когда открыли гроб, все изумились, видя, что тление не коснулось архиерея Божия: лицо его было светло, как бы уснувшего на время от житейских забот, а правая рука была сложена как бы для благословения паствы. "Еще хранит Бог Великий Новгород: за него молится владыка Евфимий", - сказал вслух старец Евмений и, прочтя грамоту святого Ионы, вложил ее в руку почившего святителя. Гробницу снова закрыли, а святость угодника Божия засвидетельствована многими чудесами [Мощи святого Евфимия почивают под спудом в церкви, устроенной в 1684 году во имя его под Никольским собором Вяжицкого монастыря, у правого клироса. Память его празднуется 11 марта].

Непосредственным преемником святого Евфимия был святой Иона, игумен Отней пустыни [Святой Иона, в мире Иван, остался круглым сиротой в семилетнем возрасте и воспитан в доме богатой вдовы Наталии Медоварцевой. В зрелых уже летах он удалился в Отнюю пустынь, в 50 верстах от Новгорода, незадолго пред тем основанную удалившимся из Киева от гонений архимандритом Харитоном. Здесь он постригся с именем Ионы, был настоятелем по смерти Харитона и успел построить в бедной пустыне великолепный каменный храм]. Он был избран на вече и принял рукоположение в Москве от святого митрополита Ионы. К утешению паствы своей, он показывал в судах столько же правосудия, не взирающего на знатность и богатство, сколько снисхождения к немощам и бедности ["Вдовьи уста благословили тебя, блаженный святитель, удостоившись твоей защиты; богоугождал ты Богу, по примеру Иова, и избавлял обижаемых от насилия". Из службы святому Ионе в ноябрьской Минее Московской печати 1645 года].

После дружеских отношений новгородцев к Шемяке, продолжавшихся до самой смерти этого неукротимого крамольника, великому князю естественно было помышлять и об укрощении своевольного Новгорода. Новгородцы знали это и усердно просили своего владыку отправиться в Москву, чтобы утешить гнев государя. Несмотря на долготу пути и преклонную старость, святитель исполнил желание сограждан своих. Приближаясь к Москве, он вспомнил великого Сергия Радонежского, незадолго пред тем прославленного чудотворца, и положил обращение воздвигнуть в честь его храм на дворе своем, если достигнет исполнения своих намерений. В Москве приняли святителя с почетом и любовью. Однажды великий князь Василий при сыне своем Иоанне и святом митрополите Ионе стал сильно жаловаться владыке Новгородскому на своеволие сограждан его и грозил наказать Новгород войной. Подвигнутый любовью к родине, святой архиепископ умолял Василия не поднимать оружия, от которого могут пострадать и невинные. "Если ты презришь старческую мольбу мою, - сказал он, - и поднимешь руку на невинных, то помни, государь, что между детьми твоими поднимутся раздоры зависти. Не твори неправды и не дерзай порабощать людей свободных [Из рукописного жития святого Ионы в библиотеке Троице-Сергиевой Лавры, № 671, л. 1-18. Это житие писано новгородцем и современником святого Ионы, как видно из сведения о мощах и особенно из послесловия, которое оканчивается следующими словами: "Да даст Господь и ныне молитвами его благословение, якоже и при нем, и мир граду вольному и гражданам его". Очевидно, что житие писано прежде покорения Новгорода]. Конец жизни твоей близок. Наследнику твоему предстоит обладание всеми пределами Русскими. За счастие его я смиренный и паства моя будет усердно молить Бога, и я уповаю, что Господь пошлет ему свободу от ига ордынского, укрепит и распространит державу его в награду за милость твою к родине моей". Этим пророчеством старца был тронут и обрадован великий князь и, по ходатайству святого первосвятителя Ионы, отложил гнев на Новгород, а оба соименных святителя обещались молиться об исполнении предсказанного архиепископом. Когда все замолчали, владыка Новгородский прослезился и стал горько плакать. Великий князь и митрополит в удивлении спрашивали о причине неутешной скорби в то время, когда он уже получил желаемое. Старец отвечал: "Кто в состоянии унизить и смирить вольный город мой, такой сильный и многолюдный? Междоусобие сограждан, неправды, зависть, раздоры низложат великий Новгород. По крайней мере при жизни моей да ниспошлет Господь благословение, мир и тишину людям моим!"

По возвращении в Новгород святой Иона исполнил обет свой и устроил в своих палатах первую церковь в честь новоявленного чудотворца преподобного Сергия [Церковь преподобного Сергия, ныне крестовая, находится между Евфимиевским корпусом и часовой башней, над воротами. В ней весьма замечательна храмовая икона: лик чудотворца отличается необыкновенной выразительностью; правая рука его благословляет именословно, а левая держит развернутый свиток].

Когда великий первосвятитель Иона, чувствуя приближение кончины, желал видеть в Москве владыку Новгородского, смиренный архиепископ отвечал ему: "Я уже стар, в ногах у меня болезнь, не могу исполнить воли твоей, господин и отец; скоро увидимся в другой жизни". Но в 1463 году маститый святитель решился снова предпринять путешествие в Москву для свидания с новым великим князем Иоанном Васильевичем, который был недоволен Новгородом. Приняв почтительно владыку, Иоанн просил молитв его за себя и напомнил обещание свободы от ханов ордынских. Святитель сказал ему: "Не презрит Господь слезные молитвы угнетенных, рассеет орду своими неисповедимыми судьбами, если только государь пребудет в твердом благочестии и будет надзирать тихими очами за своей державой".

Во все время архипастырства святого Ионы Новгород наслаждался миром; соседи не тревожили его пределов, и граждане не заводили междоусобий. Пользуясь спокойным временем, престарелый владыка обратил заботливую любовь свою на Отнюю пустынь, построил в ней два храма и снабдил ее землями и рыбными озерами, которые купил на свои келейные деньги. Он вызвал к себе в Новгород ученого инока, серба Пахомия, жившего тогда в Москве, и поручил ему составить жизнеописания и службы чудотворцам Новгорода и Пскова [Пахомий составил Жития архиепископа Евфимия, преподобного Варлаама Хутынского, Саввы Питерского и святой княгини Ольги, потом службы святому Евфимию, преподобному Савве, князю Всеволоду-Гавриилу и Черской иконе Богоматери]. При страшной моровой язве в 1467 году святой Иона показал себя добрым пастырем и отцом своего народа [Во время этого ужасного морового поветрия в одном Новгороде число умерших простиралось до 48000 человек, в том числе монахов и монахинь умерло 7650 и 300 приходских священников; во всех Новгородских пятинах похищено заразой 250652 человека. Можно представить себе, какой скорбью сокрушалось сердце доброго архипастыря. Он плакал и молился день и ночь. В тяжкой скорби о пастве услышал он голос: "Иди крестным ходом в Неревский конец, где явился образ Богоприимца Симеона, и мор перестанет". В Зверином девичьем монастыре, в Неревском конце, была тогда обширная скудельница для погребения несчастных. Святитель с крестным ходом отправился в Зверин монастырь, совершил коленопреклонение пред явленной иконой об утолении гнева Божия, освятил обыденный храм в честь праведника и отслужил литургию. Затем мор прекратился].

Святой архиепископ Иона мирно почил в глубокой старости 5 ноября 1470 года. Мощи его положены были в могиле, им самим приготовленной в Предтеченском храме Отней пустыни, но не засыпаны землей, потому-то чистое тело святителя не издавало запаха тления [В том Житии, о котором мы упоминали выше, сказано, что гроб поставили в могилу, но не засыпали землей до 40 дней. А после этого срока, как не слышно было запаха тления и добрая жизнь святителя была всем известна, то решились оставить гроб незасыпанным, а только покрыть досками. "И ныне, - говорит описатель Жития, - на исходе второго года по кончине его нет дурного запаха". Последние слова явно указывают время, когда писано житие. Чудеса святого Ионы описаны в сочинении преосвященного Филарета Черниговского. "Русские Святые", ноябрь, стр. 143 и 144].

Между тем как Великий Новгород наслаждался миром и благоденствием при архипастырстве двух великих своих святителей - Евфимия и Ионы, святители Церкви Пермской, незадолго пред тем насажденной апостольскими трудами святого епископа Стефана, боролись с диким язычеством и проливали кровь свою за веру Христову. После блаженной кончины первого просветителя Пермской земли преемник его, епископ Исаакий, архипастырствовал недолго и большую часть времени провел в Москве. Новая паства, оставшаяся без пастыря, и сама по себе скоро дозволила себе беспорядки, а фанатики язычества - волхвы рады были, не встречая препятствий, рассеивать плевелы на ниве Божией; дикие вогуличи даже насилием стали принуждать новых христиан к язычеству. При таком положении Дел новому пастырю, ревностному к своему долгу, много надлежало трудиться, много перенесть неприятностей. Блаженный епископ Герасим ревностно очищал плевелы, появившиеся на новой ниве Христовой. В последние годы его жизни вогуличи под начальством свирепого князя Асыки снова стали врываться в поселения крещеных зырян. Святитель до того простирал свою отеческую заботу о покое паствы, что с опасностью жизни являлся сам в стан вогуличей. Несмотря на свирепость начальника, просьбы и убеждения святителя подействовали на дикарей, и они удалились в свои места. Ревностный пастырь занялся потом водворением покоя и порядка в поселениях, пострадавших от дикого неприятеля: он проникал в самые глухие места, если слышал, что там страдает беспомощная бедность; входил во все нужды жителей и спешил оказывать помощь. Такими подвигами заслужил он имя благодетеля народа. По одному древнему известию близ Усть-Вымской крепости святитель был удавлен омофором рукой вогулича, принятого им на воспитание.

Преемник святого Герасима блаженный Питирим испросил у великого князя Василия Темного многие льготы и пособия для зырян, пострадавших от нападения того же Асыки, и успел даже обратить к вере Христовой некоторых вогуличей, живших по соседству с пермскими христианами. Он был схвачен и убит вогуличами 19 августа 1456 года. В продолжение 40 дней тело святителя оставалось на месте кончины, и тление не коснулось его. Из ближних и дальних мест стекались жители к нетленным мощам священномученика, и многие по вере своей получали благодатную помощь.

После святого Питирима блаженный епископ Иона неусыпными апостольскими трудами довершил крещение Великой Перми [Великая Пермь, обширная и дикая, просвещенная крещением при святом епископе Ионе, заключала в себе нынешние уезды Пермский, Соликамский, Чердынский и западную половину Верхотурского ("Русские Святые" под 29 января)]. После нелегкой борьбы с волхвами он успел склонить к вере Христовой местного князя (кажется, сына Асыки) и, окрестив, назвал его Михаилом. Этот новопросвещенный князь усердно помогал святителю в дальнейших успехах его. Волхвы были изгнаны, предметы суеверного и нечестивого обожания истреблены, идольские капища заменены храмами Божиими, на новой ниве поставлены трудолюбивые святители из опытных священников Усть-Выми [Для утверждения благочестия в людях простодушных были основаны два монастыря: Богословский в Чердыне и Троицкий на реке Печоре; иноки этой последней обители долго отправляли обязанности приходских священников для новых христиан, живших по реке Печоре (там же, стр. 144)]. Блаженный святитель был образцом искреннего благочестия и неутомимо трудился для блага паствы своей. Он мирно почил в Усть-Выме в 1470 году [Мощи трех святителей Пермских - Герасима, Питирима и Ионы - покоятся в Усть-Вымском Благовещенском храме, там, где была их кафедра. Над гробницами их стоит древняя икона, изображающая их во весь рост. Память их местно празднуется 29 января, и к этому дню бывает необыкновенное стечение народа в Усть-Выме].

Во второй половине XV века прославились святостью жизни многие иноки. Некоторые из них жили отшельниками в отдаленных окраинах Русской земли, другие положили основание многолюдным обителям и принимали невольное участие в событиях своего времени. Так преподобный Паисий, игумен Галичской Успенской обители, был духовником князя Дмитрия Красного, меньшего брата Шемяки, и свидетелем междоусобных распрей князя Юрия Галичского и сыновей его с великим князем Василием. По кончине князя Дмитрия [Необыкновенные обстоятельства кончины Дмитрия Красного описаны в первой главе этой части "Рассказов из Истории Русской Церкви"] преподобный Паисий проводил тело его в Москву и, по завещанию усопшего, принес великому князю икону Богоматери, списанную с чудотворной Овиновской [Прославленная чудотворная икона Богородицы принадлежала галицкому боярину Иоанну Овину, который поставил ее в Галичском монастыре в построенной им деревянной Успенской церкви. С того времени монастырь, где преподобный Паисий был игуменом, прозвался Успенским, а икона Овиновской. Бездетный внук храмоздателя, Дмитрий Овин, отдал обители все свои отчины (История Русской Иерархии, V, 447-449)]; в Москве святой митрополит Иона, великий князь, бояре и народ благоговейно встретили святую икону, и первосвятитель почтил Паисия саном архимандрита. Блаженный старец преставился 25 мая 1460 года [Мощи преподобного Паисия почивают под спудом в соборном храме монастыря его, где находится и чудотворная Овиновская икона].

Преподобный Дионисий Глушицкий, вологодский уроженец, пострижен в обители Спасокаменской соименным ему игуменом-святогорцем и подвизался там в посте и молитвах несколько лет. После того он отправился с учеником своим Пахомием искать места для пустынной жизни и нашел близ селения Святой-Луки запустевший монастырь, построил здесь деревянный храм святого Николая и возобновил древнюю общежительную обитель [История Иерархии, III, 699. По рукописному списку вологодских святых "преподобный Пахомий на Кубенском озере, начальник монастыря, чудотворец", но время кончины его неизвестно].

Оставив здесь Пахомия, блаженный Дионисий пошел далее. За 15 верст от Луки подвижник Божий поселился в лесу, на берегу реки Глушицы, поставив себе хижину под черемушным кустом. Сюда стали собираться к нему и селиться вокруг убогой кельи его любители безмолвия. В 1403 году срублена небольшая церковь Покрова Богородицы и по совету Ростовского архиепископа Григория учреждено строгое общежительство под настоятельством блаженного Дионисия, который еще прежде, на Святой-Луке, рукоположен в иерейский сан тем же архипастырем.

Не ослабляя своих подвигов, ревностный игумен строго требовал от братии полной нестяжательности, терпения и сострадательности к нуждающимся. "Дети, - говорил он ученикам своим, - не смущайтесь трудами пустыни. Многими скорбями надо достигать Небесного Царствия. Для нас эти скорби - пост и лишения всякого рода. Молитва наша должна быть от чистого сердца. О милостыне к нищим будем помнить слова Спасителя: "блаженны милостивые". Подавая собой пример инокам во всех трудах и послушаниях, блаженный Дионисий особенно любил заниматься писанием икон [До нашего времени сохранились труды преподобного Дионисия: 1) в Сосновце икона Знамения Богородицы с огненными серафимами и резная икона Одигитрии; 2) в Кирилле-Белозерском монастыре образ Успения Богородицы и преподобного Кирилла; 3) в Седмиозерной пустыни, близ города Кадникова, другая икона Успения, перенесенная из Глушицкой обители и прославленная чудесами; 4) в Прилуцком монастыре образ преподобного Дмитрия Прилуцкого].

Когда Глушицу стали посещать многочисленные богомольцы, любитель безмолвия удалился за 4 версты в непроходимую дебрь и у огромной сосны, оставившей и месту название Сосновца, соорудил себе келью, а потом небольшой храм во имя пустынного ангела Предтечи. Это было в 1420 году. К нему приходили жены с желанием слушать наставления его и желали бы часто слушать их; а потому Дионисий в 2 верстах от Покровской обители устроил женское общежитие с храмом святителя Леонтия Ростовского. В устроении и поддержании всех трех обителей щедро помогали преподобному князь Дмитрий Заозерский [Князья Заозерские имели пребывание близ устья реки Кубены, впадающей в соименное ей озеро, напротив села Устья. На месте двора их при деревне Черикове ныне стоит часовня (Ярославские Губернские Ведомости, 1853, № 3)] и Юрий Бохтюжский, особенно же последний [Жалованная грамота Глушицкому монастырю князя Юрия Ивановича Бохтюжского помещена в истории Иерархии III, 704. Князь Юрий жил в волости Бохтюге, в 8 верстах от Глушицы].

Блаженный Дионисий ревностно заботился о распространении славы имени Божия. В 18 верстах от Глушицкой обители, на реке Сухоне, построен им храм во имя вознесения Христова с тем, чтобы окрестные жители могли в нем слушать слово Божие и учиться страху Божию. Другой храм, во имя святого Николая, построен им в селе Двинице по просьбе бедных жителей того села, и для этого храма писал он сам иконы.

За семь лет до кончины богоносный основатель трех обителей приготовил себе могилу и часто приходил к ней, размышляя о загробной жизни. Он мирно почил 1 июня 1437 года [По словам древнего жизнеописателя, внешний вид преподобного Дионисия был таков: "Роста небольшого и очень сухой, голова немалая, брови полукруглые, лицо длинное, щеки впалые, взор тихий, борода густая по грудь, волосы светло-русые и полуседые" (Русские Святые под 1 июня)]. Строго благочестивая жизнь, насажденная аввою в его пустыни, долго процветала и по кончине его [По свидетельству царя Иоанна Грозного, обитель Глушицкая в его время процветала "постническими подвигами" (Исторические Акты I, 380)]. Собор 1547 года установил чтить память преподобного Дионисия, прославленного многими чудесами, во всех церквах русских [Житие преподобного Дионисия и похвальное слово ему написано иноком Иринархом. Служба составлена в 1548 году (Служба Русским Святым, рукопись Румянцевского Музея XVI века, № 397, л. 252)].

Известность блаженного Дионисия как опытного наставника привлекала к нему весьма многих подвижников. В числе их были преподобные: Амфилохий, Макарий и Тарасий Глушицкие, Филипп Рабангский [Преподобный Филипп Рабангский в 1447 году основал на реках Сухоне и Рабанге обитель с храмом Преображения Господня, в 32 верстах от Вологды. Здесь и мощи его покоятся под спудом, а монастырь его упразднен в 1764 году] и Григорий Пельшемский.

Блаженный Амфилохий пришел уже иноком из Устюга к преподобному Дионисию, когда основаны были обители Глушицкая и Сосновец. Преподобный игумен особенно любил Амфилохия за кротость и смирение и перед кончиной своей сказал ему: "Вижу, что смерть близка ко мне, тебе же велит Господь жить. Предай тело мое земле; не оставляй сего места, подвизайся каждый день. Кто из нас может заплатить чем-нибудь Владыке Христу?" Когда Амфилохий стал плакать о разлуке с учителем, - "ты еще недовольно подвизался, - сказал тот, - для получения назначенной тебе награды", - и поручил ему управление своими монастырями. Преподобный Амфилохий скончался спустя 15 лет после своего наставника, 12 октября 1452 года [Изображение преподобного Амфилохия в Христианских Древностях Прохорова 1864 г.; кн. VII. Мощи его вместе с мощами преподобного Дионисия почивают под спудом посредине Предтеченской церкви в селе Сосновца. Рака над ними устроена в 1640 году усердием гостя Бахтияра Булгакова. Теперь иноки живут в Сосновце, кроме церквей, все строение доныне деревянное; в Глушицы они ходят по временам для священнослужения в трех древних деревянных храмах (История Иерархии, III, 702 и 703)].

Юноша Матфей, ростовский уроженец, с 12-летнего возраста поступил в обитель преподобного Дионисия. Постриженный там в иночество с именем Макария и посвященный в иерейский сан Ростовским епископом Дионисием (прежде бывшим игуменом Спасокаменским), Макарий жил в келье блаженного аввы до самой его кончины, отличаясь чистотой и простотой души. Он был игуменом Глушицким после Амфилохия [Мощи преподобного Макария почивают под спудом в деревянном храме Глушицкого монастыря. Общая служба чудотворцам Глушицким отправляется по старинной рукописной книге].

Игумен одной из Пермских обителей, основанных святителем Стефаном, блаженный Тарасий добровольно оставил начальство, чтобы подвизаться в послушании. Когда сказали Дионисию о прибытии его в Глушицкую лавру, он вышел навстречу к Тарасию. "Издавна желал я видеть лицо твое, честный отче, и много молил о том Господа", - сказал Тарасий при встрече с Дионисием. "Благословен Бог, пославший к нам недостойным мужа опытного и благоговейного", - отвечал Дионисий. "Тебя прославил Господь по делам твоим, - сказал Тарасий, - позволь же моему смирению подражать тебе и исполнять твою волю". Дионисий говорил ему: "Не ты ли был сам пастырем и целителем людей, блуждавших во мраке язычества в земле Пермской?" Поселившись в Глушицах, преподобный Тарасий проводил суровую пустынную жизнь в Глушицкой обители, сохранял строгий пост и приобрел благодатные слезы умиления, которые часто текли из очей его. Он преставился в 1440 году [Преподобный Тарасий погребен рядом с преподобным Макарием: подле них почивает блаженный Феодосии, один из учеников великого аввы Дионисия. Над ними поставлена общая рака].

Преподобный Григорий Пельшемский, из рода галичских дворян Лопотовых, постриженный в ранней юности, был игуменом Спасской обители, что на Песках, в Ростове [Это монастырь, основанный в XIII веке княгиней Марией, вдовой святого князя мученика Василька, присоединен к ставропигиальному Иаковлевскому монастырю. Древняя церковь его цела доныне], но, тяготясь настоятельством и чувствуя неодолимое влечение к безмолвной жизни, он удалился в дебри вологодские. В келье Сосновицкой пустыни он нашел себе желаемый покой и стал продолжать свои подвиги, пользуясь опытными наставлениями преподобного Дионисия Глушицкого. Приятна была Григорию тишина уединенной жизни, но он почувствовал нужду потрудиться для спасения других.

С крестом на плечах пустился отшельник искать удобного места для иноческого пребывания и на берегу реки Пельшемы водрузил крест в основание обители. Скоро стали собираться к нему любители пустынной жизни, и построен был первый деревянный храм, для которого преподобный Дионисий принес иконы праздников Господних своей работы и книги Пролога. Преподобный Григорий в свободное от подвигов время любил списывать священные книги для своего монастыря. Обитель его цвела братской любовью и иноческими подвигами. Когда при гибельных междоусобиях того времени князь Дмитрий Шемяка опустошал страну Вологодскую, несчастные жители бежали из жилищ своих и скитались в лесах, не зная, где преклонить голову; многие умирали с голоду. Толпы разоренных стекались за пищей в обитель Григория; он помогал им, сколько мог. Одушевляясь любовью к отчизне, он решился сказать правду Шемяке. "Князь Дмитрий, - говорил пустынник, - ты творишь дела нехристианские; ступай лучше в сторону языческую, к людям поганым и не знающим Бога; вдовы и сироты христианские вопиют против тебя перед Богом. Сколько людей гибнет от тебя голодом и стужей!" Шемяка, взбешенный гордостью, приказал сбросить Григория с высокого моста. Старец несколько часов лежал без чувств, сильно разбитый. Очнувшись, сказал он окружающим: "Каков господин, таковы и слуги; но погибнут они, несчастные". Вскоре Шемяка должен был оставить Вологду, разбитый войсками великого князя, а мужественное ходатайство отшельника за несчастных усилило уважение в народе к преподобному Григорию и его обители.

Старец-подвижник не изменял своих правил до гроба, соединяя смирение с подвигами любви к Богу и ближним: после молитвенной беседы с Господом лучшим утешением для него было принимать странных и оказывать возможную помощь нуждающимся. Приблизясь к кончине, он приобщился Святых Тайн и, преподав наставление братии о себе, сказал: "Когда умру я, не воздавайте мне никакой почести, а, взяв за ноги, оттащите меня в болото". Он предал дух свой 30 сентября 1442 года [Мощи преподобного Григория почивают под спудом в церкви основанного им монастыря, который удерживает прозвание своего блаженного основателя и известен под именем Лопотова. Он находится в 40 верстах от Вологды и в 7 верстах от Кадникова].

Из Печерского Нижегородского монастыря, основанного святым Дионисием Суздальским [О святом Дионисии, архиепископе Суздальском, и об основании им Печерского Нижегородского монастыря мы упоминали прежде], воссиял светильник, предназначенный светить не только христианам, но и поклонникам Магомета. К Дионисию еще во время настоятельства его пришел 12-летний отрок, сын благочестивых жителей Нижнего Новгорода, в детстве обученный грамоте, причем он обнаружил особенные дарования ума и сильную любовь к ученью. На вопрос настоятеля, кто он и откуда, отрок отвечал, что он безродный сирота и желает работать Господу. Дионисий принял его в свою келью и вскоре постриг, назвав Макарием. Юный монах начал подвизаться со всей пылкостью души юношеской, был послушен каждому в обители, особенно же настоятелю. Спустя три года отец Макария, по слухам о молодом монахе, пришел в обитель для свидания с любимым сыном, которого считал погибшим, но сын, посвятивший себя Богу, сказал, что отец его Господь, а после него настоятель. Отец, слыша голос его за стеной, со слезами говорил: "Сын мой, сын мой! Дай посмотреть на тебя!" Макарий отвечал: "Лучше будет для обоих, если не увидимся здесь; увидимся там - в вечности". - "Не хочу я препятствовать твоему благому намерению, - говорил отец, - радуюсь о твоем спасении: но не отойду от кельи, пока не увижу тебя". Блаженный оставался твердым в своей решимости; тогда отец просил, чтобы сын протянул ему по крайней мере свою руку. В успокоение рыдающего отца сын выставил в окошко руку. Отец схватил ее, поцеловал и сказал: "Теперь спасайся о Господе, сын мой, и молись о нас".

Блаженный Макарий отличался необыкновенной строгостью поста: хотя всегда ходил в трапезу вместе с другими, но принимал пищу в такой мере, чтобы только не умереть с голоду. Братия, замечая это, стали уважать постника, а Макарий, тяготясь уважением других и пламенно желая безмолвия, решился удалиться в пустыню.

Тайно оставив обитель Печерскую, он пришел на реку Лух, при впадении в нее речки Добрицы; там он поставил себе хижину и стал жить один. Мало-помалу стали собираться к нему ревнители благочестия, и образовался общежительный монастырь [Теперь на месте первой обители преподобного Макария стоит храм Святой Троицы, при слободе Ромне]. Устроив обитель и назначив игумена для братии, преподобный Макарий стал снова искать безмолвия. Переходя из пустыни в пустынь, он пришел на берега Волги и выкопал себе пещеру близ озера Желтые Воды. Узнали и здесь великого подвижника: не только православные, но и чтители лжепророка Магомета с благоговением и изумлением смотрели на строгую и многотрудную жизнь отшельника. Они приносили ему то хлеб, то мед, то другие припасы, которые Макарий раздавал приходившим к нему. Когда собралось довольно братии, преподобный Макарий построил (в 1435 году) деревянный храм во имя Святой Троицы и был посвящен в игумена Троицкой Желтоводской обители. Для всех служил он примером труда и смирения; обходясь ласково с соседними язычниками - мордвой, черемисами и чувашами, он проповедовал им веру Христову, и многие из них крестились [Материалы для статистики Российской Империи, ч. II, стр. 161. Перед самыми воротами обители находится глубокий пруд, называемый Святым озером, в котором, как уверяет предание, преподобный Макарий крестил язычников и татар].

Когда Улу-Ахмет утвердился в Казани [В Казанской Болгарии, покоренной Батыем, сын его Саин заложил город Казань (котел или золотое дно) для перепутья татарским сборщикам русской дани. Это новое поселение, состоявшее из болгар, черемисов и других племен, смешавшихся с монголами, звалось также Саиновым юртом. Впоследствии Казань опустела. Но в 1437 году хан Улу-Ахмет (или Махмет) после набега на пределы Рязанские возобновил разоренную Казань и населил ее монголами из Золотой Орды, Астрахани и других мест. Новое татарское царство сделалось опасным для спокойствия Русской земли (Карамзин. История Государства Российского, V, 25, 159)], сын его Мамотяк в 1439 году напал на Нижний Новгород и опустошил окрестные селения. Тогда толпы хищных татар напали неожиданно и на обитель Желтоводскую, разорили ее, умертвили многих иноков, а самого Макария увели в улусы. Когда Улу-Ахмет увидел Макария, то, зная высокую жизнь его и благотворительную любовь ко всем, немедленно отпустил на родину доблестного старца. Из уважения к нему он дал свободу и другим христианам, так что с Макарием вышли из плена до 400 человек. "Но не смей жить на Желтых Водах, - говорил хищный татарин, - это земля наша". Макарий выпросил себе еще дозволение похоронить избиенных братий в разоренной обители [Разоренная татарами Желтоводская обитель возобновлена в 1620 году муромским уроженцем монахом Авраамием. Она окружена на пространстве 500 сажен каменной стеной и имеет девять башен и двое больших ворот. В самом монастыре шесть каменных церквей и 83 каменные кельи, в которых до учреждения штатов в 1764 году помещалось братии до 200 человек]. "Вот Божий человек, - сказал хан, - он заботится не только о живых, но и о мертвых". Оплакав пострадавших братий, преподобный убедил вышедших с ним из плена не селиться на прежних местах - иначе татары предадут их злой смерти. Все согласились идти в Галичскую сторону, за 240 верст, и, помолясь Богу, отправились лесами и местами топкими. На дороге не стало у них хлеба, голод начал терзать непривычных к нему. Преподобный Макарий стал молиться, и вот нашли они завязшего в узком месте лося. Это было время поста апостольского. Путники просили у Макария утолить голод лосем. Но он не благословил им нарушать пост и убеждал потерпеть до праздника святых апостолов Петра и Павла. "Поверьте, братия, - прибавил старец, - лось будет в ваших руках, когда придет время разрешить пост; потерпите еще три дня; Господь сохранит жизнь вашу". Путники послушались преподобного и, надрезав ухо лосю, пустили его, а преподобный молил Господа, чтобы укрепить слабых товарищей его. По милости Всемогущего даже малые дети остались живы, пробыв без пищи до праздника апостолов. В праздник преподобный Макарий, отойдя в сторону от прочих, преклонил колена и, воздав благодарение Господу за Его благодать всесильную, молил Его пропитать гладных спутников его. И вот неожиданно явился тот самый лось, которого пустили на свободу за три дня пред тем. Святой старец с радостью благословил для трапезы. "Надейтесь же, друзья мои, на Господа, - прибавил он. - Он не оставит нас и впредь". И точно, после того то попадался им лось, то без труда ловили оленя, и так благополучно дошли до старинного и многолюдного города Унжи. Там спутники Макария рассказали жителям Унжи об избавлении своем из плена, о чудном прокормлении в дальнем странствии, и унжане приняли Макария, как ангела Божия, а он отыскал себе безмолвное место в 15 верстах от города, на правом берегу реки Унжи, окруженное лесом, ровное и красивое. Здесь он поселился, основал третью обитель и преставился 25 июля 1444 года [В словаре Щекатова, в словаре Русских Святых и в Истории Русской Иерархии кончина преподобного Макария ошибочно отнесена к 1504 году. По свидетельству рукописного жития он преставился 25 июля 6952 (1444) года (Русские Святые под 25 июля.)], на 95-м году от рождения, после 83-летнего монашества [Преподобный Макарий как при жизни своей, так и по кончине прославлен был многими чудесами. Мощи его почивают в соборной Троицкой церкви Макариева Унженского монастыря, в серебряной раке (История Российской иерархии, V, 40)].

В пустынной обители Спасокаменской, орошаемой водами Кубенского озера, созрело несколько дивных подвижников. Один из них просиял святостью жизни на том самом острове, где получил духовное воспитание; другие сделались отцами пустынножителей на диких берегах Кушты и Сянжемы.

При игуменстве блаженного Дионисия, постриженника Афонской горы, введен в Спасокаменском монастыре строгий Афонский устав. К нему стеклись многие любители пустынной жизни. В числе их был преподобный Евфимий, уроженец вологодский. Он вскоре перешел из обители с благословения настоятеля за две версты от Кубенского озера, на реку Кушту, и в тесной келье работал Господу постом и молитвой.

Вскоре после того пришел в ту же пустынную обитель молодой странник, родом также из Вологды, по имени Алексий. Он пал к ногам настоятеля и со слезами просил облечь его в иноческий образ.

"Чадо, - сказал ему игумен, - это место скорбное и требует подвигов. Ты молод, не перенесешь здешней жизни".

Странник отвечал: "Бог всем желает спасения. Он привел меня сюда, и я готов исполнить все, что повелишь, только не отвергай меня". Игумен велел ему служить братии и скоро постриг его с именем Александра. Новый инок предал себя Богу, выполнял все послушания, наблюдал строгий пост, неослабно пребывал в молитве и прогонял леность рукоделием. Братия дивились его подвигам и смотрели на него, как на ангела Божия.

Тяготясь всеобщим уважением в обители и стремясь душой к подвигам безмолвия, блаженный Александр отправился искать пустынного места и пришел на реку Сянжему, где был густой лес, окруженный озерами. Здесь поставил он себе хижину и проводил жизнь в молитве, терпя голод и стужу. Мало-помалу стали приходить к нему люди и дивились жизни пустынника. Он удалился и отсюда и, встретив близ устья реки Кушты [Место, где первоначально жил преподобный Евфимий, а после основан преподобным Александром монастырь, находится на берегу реки Кушты, в 40 верстах от Вологды, в 8 от бывшего на Кубенском озере Спасокаменского монастыря и в 3 от села Кубенского Устья. (Там же, III, 88)] преподобного Евфимия, провел с ним несколько времени в духовной беседе. Потом пустынники поменялись кельями. Преподобный Евфимий пошел в хижину Александра на Сянжеме, а ему уступил свою малую келью на Куште и при прощании оставил ему на благословение свой крест. Когда блаженный Евфимий поселился на Сянжеме, вскоре пришел к нему делить подвиги отшельник Харитон, и мало-помалу возникла Вознесенская обитель. Блаженный Евфимий и ученик его Харитон сами копали землю, садили овощи, рубили лес и таким образом, изнуряя плоть, возвышались в жизни духовной. Наставник стоял в храме, как пред лицом Божиим, и слезы умиления текли из очей его; он пел псалмы Давидовы наизусть, упражняясь в рукоделии. Перед кончиной он передал управление монастырем блаженному Харитону [Время преставления преподобного Евфимия полагают около 1465 года; преподобный Харитон почил 11 апреля 1509 года. Мощи их почивают под спудом в Спасской Вознесенской церкви, оставшейся от основанного ими монастыря и обращенной в приходскую по упразднении обители в 1764 году. Память преподобного Евфимия и Харитона Сянжемских местно празднуется 11 апреля].

Тихая пустынь на берегах Кушты очень понравилась преподобному Александру. Там он водрузил крест, полученный от Евфимия, и усердно молился: да благословит Господь собрать на место сие ревнителей тесного пути Христова. Блаженный отшельник трудился одиноко, копал лопатой землю и сеял рожь для своего пропитания. Когда пришли к нему, один за другим, двое пустынников, преподобный Александр испросил благословение бывшего игумена своего, а с 1418 года архиепископа Ростовского Дионисия на устроение пустынной обители с храмом Успения Богоматери. Князь Дмитрий Васильевич Заозерский очень рад был тому, что являются новые молитвенники к населенной его отчине. Он помогал пустынникам при основании монастыря; супруга его, княгиня Мария, часто присылала припасы для обители, а по кончине мужа [Дмитрий Васильевич, князь Заозерский, был убит татарами в 1429 году] отдала ей сельцо на поминовение души его. Однажды она нечаянно пришла в монастырь и вошла в церковь, где преподобный Александр читал псалтирь в простоте пустынной, с обнаженной грудью, которую терзали насекомые; преподобный Александр огорчился безвременным посещением и сказал: "Не следует тебе, княгиня, назирать за нашим убожеством и недостоинством". Княгиня смиренно просила прощения. Отшельник простил ее и дал наставление: "Корми свою нищету в доме своем". Скоро она занемогла и прислала просить молитв, но преподобный Александр отвечал: "Пусть готовится к вечной жизни". Спустя 20 дней княгиня скончалась.

Предчувствуя близость блаженной кончины, старец сказал ученикам своим: "Я ослабеваю и оставляю вас, а вы, чада мои, терпите на этом месте, храните смирение и любовь взаимную". Совершив литургию и причастившись Святых Тайн, преподобный Александр преклонил колена, помолился со слезами за себя и за обитель свою и на 68-м году мирно предал дух свой Господу 9 июня 1439 года.

Мощи преподобного Александра положены были по завещанию его вне церкви, у южной стороны алтаря.

Год спустя после его кончины выросло над могилой его рябиновое деревце. Отрок из поселян отломил ветку от этого дерева, и внезапно разболелась рука его: родители привели сына на гроб преподобного, и больной исцелился. С тех пор народ стал брать ягоды на исцеление себе, особенно одержимые духами нечистыми исцелялись у гроба преподобного [Мощи преподобного Александра почивают под спудом в Николаевской церкви его монастыря, упраздненного в 1764 году. Теперь эта церковь служит приходской для окрестных селений].

Сын благотворителей Куштской обители, князь Андрей Дмитриевич Заозерский, воспитанный с детства в страхе Божием, оставшись сиротой и лишившись отцовского наследия [Заозерье было отнято великим князем Василием Темным в 1447 году у сыновей князя Димитрия за родство их с Шемякой (который был женат на родной сестре их Софии) и отдано князьям Можайским], рано почувствовал суетность мирской жизни. Он пришел в Спасский монастырь, на Каменный остров и просил игумена облечь его в иночество.

Молодость князя (ему было не более 20 лет), знаменитый род его и нерасположение великого князя к семейству князей Заозерских смущали игумена Кассиана. Он сказал юному князю: "Место твое не здесь, а в думе боярской или на поле брани". Князь Андрей отвечал ему: "Напрасно смущаешься, отче; я твердо решился не принимать услуг от других, а служить другим и нести крест по следам Господа моего". Игумен, после многих увещаний, решился принять его в монастырь и вскоре постриг, назвав Иоасафом, именем царевича, который оставил царство для Христа. Юный князь-инок с радостью исполнял обеты иночества. С братией имел он свидание только в храме; все время его посвящалось молитве и размышлениям о вечности; пост соблюдал он самый строгий. Чистый душой и телом, он еще на земле удостоился посещения небесного. Раз пел он псалмы в келье и услышал голос в ответ на молитву души его. Голос уверял: "Обширная пустыня, окружающая озеро, наполнится пустынниками, певцами славы Божией, и, если они будут хранить заповеди Божий, все будет готово для их земной жизни". Борису Васильевичу Ржевскому пришло на мысль посетить племянника и предложить ему денег с тем, чтобы построил себе свой монастырь, - предложение, приятное для самолюбия, но опасное для душевного спасения. Блаженный Иоасаф отвечал князю-дяде: "Не нужно нам серебра и золота, когда искренно желаем жить в пустыне; раздай бедным, что принес для нас, и получишь щедрую награду от Господа". Юный подвижник чувствовал, что путь подвигов его не будет продолжителен, и с пламенным усердием спешил творить добро. Только пять лет подвизался он в обители. В последний год своей жизни он вкушал пищу один раз в неделю, в день воскресный, по приобщении Святых Тайн. Тело его от подвигов весьма ослабело, но он благодарил за то Господа. Недолгая, но богоугодная жизнь князя-инока прекратилась 10 сентября 1453 года. Девственное тело его положено было в храме Спасокаменской обители и скоро стало источать чудесные исцеления [После пожара 1472 года остатки мощей преподобного князя Иоасафа собраны в ковчег, и от них продолжали истекать исцеления. Когда Спасокаменный монастырь в 1773 году был совершенно разрушен пожаром и перемещен в Вологодский Духов монастырь, ковчег с мощами, спасенный от пламени, перенесен туда же].

Еще далее к северу, в глубине Заволочья, пустынные берега реки Ваги прославлены преподобным Варлаамом Шенкурским и в мирской его жизни, и в иночестве.

Посадник Великого Новгорода Василий Степанович Своеземцев, человек весьма богатый и уважаемый великими князьями, имел обширные наследственные владения в Заволочье [Еще дед Василия Степановича, посадник Василий Матвеевич Своеземцев, в 1315 году приобрел у чудских старшин земли Шенкурские (почти 300 верст длиной) за 20000 белок и за 10 рублей серебряных. Так образовалась на реке Ваге боярщина Васильевская, самая обширная и богатая между всеми боярщинами на Ваге. Своеземцевы первые завели там хлебопашество: до того времени чудь питалась рыбой и звериным мясом] и употреблял огромные средства свои на пользу дикой страны, а особенно для нравственного образования туземцев. Он жил в Новгороде и посылал в отчину свою управителей, а по временам и сам бывал на Ваге [Василий Степанович купил Вагу. Он построил вблизи городок, в 17 верстах ниже Шенкурска и назвал его Пинежским городком. В той стороне построил он много храмов: Рождества Христова на Химаневе, Рождества Богородицы на Усть-Путе, Предтечи на Леде и несколько други]. Исполняя заповедь Спасителя, он был питателем сирот, одеждой нагим, покровителем странников.

Тревоги и неправды при союзе Новгорода с Шемякой возмущали совесть богобоязненного посадника; он совсем удалился из шумного Новгорода в любимый Важский край; на Ваге он основал иноческую обитель в честь евангелиста Иоанна, наградив ее селами и угодьями. Приготовив душу к подвигам самоотречения делами благотворительности и глубоко чувствуя пустоту мирской жизни, Василий Степанович, оставив жену и детей, поселился в обители евангелиста и принял монашество с именем Варлаама. Иноческая жизнь его была весьма строга; смирением и послушанием он ставил себя ниже всех, как будто и не был основателем обители и владельцем богатых земель. Сколько знаменит он был за оградой обители, столько в обители, в одежде инока, старался отличиться только иноческими подвигами. Верный Владыке своему раб, он работал Ему каждый день со всем усердием, упражняясь в посте и молитвах. Достигнув глубокой старости, преподобный Варлаам мирно преставился 10 июня 1462 года, незадолго до покорения Новгорода и всего Важского и Двинского края державным великим князем Иоанном.

При необыкновенном разливе реки Ваги в июне 1552 года оторвалась часть горы, на которой стоял монастырь Богословский. Тогда открылось много гробов, в том числе и гроб преподобного Варлаама. Братия перенесли гроб основателя своей обители в церковь и увидели, что мощи преподобного Варлаама совершенно целы, даже иноческие одежды его и самый гроб не истлели [Мощи преподобного Варлаама, освидетельствованные в 1630 году Новгородским митрополитом Киприаном, почивают открыто в Богословской церкви, прежде бывшей монастырской, а с 1765 года приходской, в 15 верстах от города Шенкурска, Архангельской губернии. В день преставления преподобного Варлаама бывает крестный ход к мощам его].

Около того же времени основана новая обитель иноческая в окрестностях великого Новгорода, уже доживавшего эпоху своей вольности. Преподобный Савва, уроженец города Кашина, второй из восьми сынов Тверского боярина Ивана Васильевича Борозды [Родоначальником Бороздиных был Юрий Лозынич, выехавший из Волыни к князю Александру Михайловичу Тверскому. Правнук его и родитель преподобного Саввы получил прозвание Борозды (это слово в старину означало окоп или траншею). Родословная Бороздиных помещена в Бархатной книге IV, 187], с ранней молодости не любил рассеянной жизни: нося мирскую одежду, он постился и усердно ходил в храм Божий. Увлекаемый божественной ревностью и любовью к Богу, он оставил дом свой и родственников, принял пострижение в одной из обителей своей родины [По рукописному житию преподобного Саввы (рукопись 1514 года в библиотеке Московской Духовной Академии, № 73) можно полагать, что преподобный Савва пострижен в Тверском Желтиковом монастыре; по мнению же преосвященного Филарета Черниговского, он - постриженник Тверской Саввинской пустыни] и беспрекословно исполнял самые тяжкие послушания, днем трудясь в хлебне и поварне, ночи проводя без сна на божественной службе. Безмерное смирение подвижника привлекло к нему всеобщее уважение, так что не только братия обители, но все жители того края почитали его, как ангела Божия. Избегая славы человеческой, подвижник отказался от игуменства и отправился на Афонскую гору. Неизвестно, долго ли он пробыл на Афоне, но впечатления Афона надолго остались в душе его [Список Кормчей книги, принесенный преподобным Саввой с Афона, находится в сборнике XV века, в архиве Министерства иностранных дел]. Возвратясь со Святой Горы в отечество, блаженный Савва странствовал в виде бедного инока по окрестностям Новгорода, отыскивая себе место для уединенных подвигов.

В 7 верстах от великого вольного города, на реке Вишере, понравилось ему тихое место. Он поставил тут крест [Этот крест и теперь стоит в часовне близ монастыря, но обложенный досками и с лицевой стороны литыми из алебастра священными изображениями], а вблизи хижину и стал жить отшельником. Случилось одному из новгородцев проходить мимо того места, где подвизался Савва. День был знойный; а инок пустынный стоял на молитве, недвижимый: лицо его покрыто было комарами и истерзано до крови, а он как бы ничего не чувствовал, погруженный в молитву. Изумленный новгородец рассказал другим, какого видел он раба Божия. Когда до архиепископа Иоанна III дошла молва, что в его епархии явился неведомый отшельник, он послал спросить, как дозволил себе тот жить в епархии без благословения? "Одна девица, - поручил отвечать Савва, - сидела у окна близ площади и бесстыдно смотрела на всех проходивших; другая же, сидя у другого окна, бережно хранила чистоту души своей. Люди Добрые осуждали первую и одобряли вторую; не будет, говорили, добра в той суетной и рассеянной. Поселясь в этой пустыне, я убегаю только мира, а не пастыря, которого молитв и благословения жажду". Архиепископ понял по такому ответу, что отвечающий - старец духовной жизни, и захотел посетить его. Он встретился с Саввой на пути и, не узнав его, покрытого рубищем, велел ехать с собой до кельи Саввы. Беседа во время пути показала архиепископу в спутнике смиренномудрого раба Божия, и архиепископ полюбил Савву, прежде чем узнал его. Перед кельей своей Савва назвал себя по имени, и архипастырь с живейшей радостью любви благословил его. Разделив с ним пустынную трапезу и насладясь духовной беседой его, архиепископ Иоанн присылал потом свои дары для пустыни Саввы.

По случаю спора, поднятого иноками Лисичьего монастыря [Лисицкий монастырь с церковью Рождества Богородицы находился на Лисьей (Лисичьей) горе, в трех верстах от Хутынской обители. Он давно уже упразднен, но следы его еще заметны по оставшемуся кургану] за землю, преподобный Савва обратился к начальникам Славянского конца с просьбой отвесть ему место на реке Вишере для пустынной обители; они с любовью отвели. В 1481 году, по благословению блаженного архиепископа Симеона преподобный построил деревянный храм в честь Вознесения Господня и поставил кельи для братии. Когда он рубил своими руками храм, пришли к нему трое разбойников. "Дети, - сказал Савва, - помогите мне поднять дерево на стену". Он указал им на тонкий конец огромного дерева, а сам взялся за толстый. Они не могли поднять своего конца, а старец Савва, крепкий телом и духом, легко подхватил свой конец и положил на место. Разбойники переглянулись между собой и поспешили уйти.

К подвижнику стали стекаться ревнители пустынной жизни. Он принимал их с любовью и учил подвигам собственным примером, трудясь более всех.

Устроив обитель, преподобный Савва поставил себе столп и стал подвизаться на нем в посте и молитвах. Столпник сходил со столпа в субботу, слушал службу воскресную, разделял с братией трапезу и потом возвращался на столп, никогда не изменяя своего правила. Однажды родной брат пришел к нему из Твери; Савва сошел со столпа, молча благословил брата и возвратился на столп. В обители сохранилась повесть о том, как преподобный Савва привел однажды на вече дикого медведя, жалуясь, что он растерзал двух рабочих коней монастырских. По суду посадников медведь осужден был работать вместо лошади и нес это наказание несколько лет. Так и лютые звери повинуются угодникам Божиим!

Много лет провел блаженный столпник в многотрудном своем подвиге и мирно преставился на восьмидесятом году жизни, 1 октября 1461 года.

Вскоре начались чудотворения при гробнице преподобного Саввы; в особенности исцелялись многие, страдавшие продолжительными лихорадками [Мощи преподобного Саввы Вишерского почивают под спудом в обители его, напротив южных дверей алтаря соборной Вознесенской церкви. Память его празднуется 1 октября. Служба и житие написаны, по воле владыки Ионы, Пахомием Логофетом. В 1764 году обитель его была упразднена, но семь лет спустя снова возобновлена по ходатайству генерал-аншефа Бороздина, усердием гвардейских офицеров, посвятивших себя иноческой жизни: Василия Павловича Глазатова (в иночестве Варлаама) и Ивана Ивановича Аничкова (в иночестве Иоасафа). Первый из них по возобновлении монастыря был первым строителем, а последний - его преемником].

Под руководством преподобного Саввы образовались дивные подвижники. Блаженный Андрей, ученик и преемник его в игуменстве, до того изнурил тело свое постом и бдением, что едва оставались кожа и кости. Другой ученик его, преподобный Ефрем Перекомский, или Перекопский, вскоре после кончины наставника своего удалился на западный берег озера Ильмень, на устье реки Веренды, и там поставил себе келью в глухом безмолвном месте, в 25 верстах от Новгорода. Когда собрались к нему пустынники, он основал обитель с деревянным храмом святого Николая, а чтобы осушить болотистую почву и доставить монастырю чистую воду, выкопал проток из реки Веренды в озеро. По уставу его братия ночью мололи рожь, после утрени работали в поле или на огороде, после же литургии трудились по кельям. Преподобный Ефрем достиг глубокой старости и почил 26 сентября 1492 года [Мощи преподобного Ефрема почивают под спудом в соборной Никольской церкви основанного им монастыря, в посвященном ему приделе. Обитель его называлась Перекопской и по протоку Веренды - Верендовской, а теперь носит название Перекомского Розважского заштатного монастыря].

Почти в то же время в пределах Московского великого княжения просиял святостью жизни дивный подвижник из духовного потомства великого чудотворца Сергия. Преподобный Пафнутий Боровский, внук татарина, бывшего баскаком в Боровске [Преподобный Пафнутий родился в наследственном сельце Кудинове, в 3 верстах от Боровска. На месте этого сельца стоит теперь часовня], в молодости ушел из родительского дома в Боровский Высоко-Покровский монастырь, здесь наставником его был блаженный Никита, один из учеников богоносного Сергия Радонежского. Спустя несколько лет братия упросили Пафнутия принять на себя начальство над обителью, но на 13-м году игуменства он тяжко заболел, принял схиму и отказался от управления монастырем. Выздоровев, Пафнутий стал жить в трех верстах от Боровска, среди густого леса [Место, где основал монастырь преподобный Пафнутий, - отлогая долина между рекой Протвой и речкой Истермой, близ дороги из Боровска в Серпухов принадлежало к отчине князя Суходольского, а монастырь Высокий, где он прежде игуменствовал, находился в уделе князей Боровских. Основание Пафнутиева монастыря относится к 1444 году. Эта обитель, до учреждения штатов, имела 11000 крестьян и более 30000 десятин земли; теперь она состоит в числе первоклассных, но от прежнего богатства сохранила только небольшое число драгоценных утварей в ризнице], с одним послушником. Мало-помалу начали приходить к нему братия и построили деревянный храм Рождества Богородицы. Так основался Боровский Пафнутьев монастырь!

В числе многих, поселившихся в новой обители, чтобы пользоваться наставлениями опытного подвижника, были: юноша Иоанн Санин, в иночестве Иосиф, будущий основатель Волоколамского монастыря; родной брат его Вассиан, впоследствии архиепископ Ростовский; дивный старец Иннокентий; Исаия - родственник блаженного Пафнутия - и несколько других.

Жизнь свою преподобный Пафнутий проводил так: в понедельник и пятницу ничего не ел, а в среду - сухой хлеб; в прочие дни вкушал вместе с братией. Всегда пребывал в трудах, рубил дрова, орошал растения, копал в саду землю, занимался другими тяжелыми работами, и никто прежде его не являлся ни на работе, ни на общем правиле молитвы. В зимнее время занимался чтением и рукоделием, плел мережи для ловли рыбы. К телу своему не дозволял касаться никому, а женскому полу не дозволен был и вход в обитель его; чистота девства сохранена им от рождения до смерти. Тем не менее с того времени, как принял он схиму, не литургисал он, как обрекший себя на уединенную молитву смиренного схимника, только однажды в день Пасхи по нужде совершил он Таинство с глубоким умилением; после того говорил он ученикам своим: "Ныне душа моя едва осталась в теле". Когда было нужно, вступал он в разговор; а когда надобно было молчать - молчал; во всем любил нищету и бедность; о телесных нуждах не заботился. Относительно догматов веры соблюдал такую строгость, что, если кто начинал говорить несогласно с Святым Писанием, не медля выгонял того из обители. "Чистота жизни, неутомимые подвиги, твердая любовь к Богу, надежда на заступление Пречистой Богородицы привлекли к преподобному Пафнутию особенную благодать Божию, по которой он провидел сердечные помыслы, исцелял болезни, получал все, чего просил с верой у Бога" [Подлинные слова преподобного Иосифа Волоколамского из сказания его о блаженных отцах].

Так он провидел тайные мысли учеников своих, искушения лености, ропота и нечистоты плотской, открывал виновным собственные их чувства и намерения и приводил их к покаянию.

Преподобный Пафнутий говорил ученикам своим, что можно узнать по взору, добрыми ли кто занят мыслями или дурными. Ученики дивились, но потом увидели и опыты прозорливости богоносного своего наставника. Однажды пришел в обитель Пафнутиеву один странник, монах; прозорливый старец, никогда прежде не видав его, сказал ученикам: "Видите ли: этот человек и иночеством не очистился от крови князя Димитрия, которого уморил". Это был Иван Котов, убийца Шемяки.

Много исцелений и других чудес совершил преподобный Пафнутий в земной своей жизни [Несколько чудес преподобного Пафнутия описано преосвященным Филаретом Черниговским (Русские Святые, 1 мая); еще большее число - в рукописном житии, составленном Вассианом, архиепископом Ростовским (Минея Митрополита Макария, в Синодальной библиотеке, № 818)]. Во время сильного голода он ежедневно кормил до тысячи человек окрестных жителей, и запасы монастырские не истощались.

После 63 лет иночества, преподобный Пафнутий приблизился к блаженной кончине, которую предсказал за несколько дней, и мирно почил 1 мая 1477 года [Мощи преподобного Пафнутия почивают под спудом в соборном храме обители его, созданном им самим в честь Рождества Богородицы и освященном в 1467 году, близ южной стены иконостаса. Над ними рака, обложенная золоченым серебром - вклад боярина князя И. Б. Репнина].

В XV веке видим несколько дивных подвижников, принявших на себя юродство и превосходивших прозорливой мудростью всех тех, которые сами себя считали умными. Так, в Москве юродствовал блаженный Максим; он ходил почти нагим в морозы и терпел голод. "Хоть люта зима, да сладок рай", - говорил он, бегая по улице. Добровольные страдания его служили к спасению не только ему самому, но и многим. Он жил в бедственное время: то набеги татар, то засуха и голод, то моровые поветрия томили бедный народ. Блаженный подвижник вольным терпением своим учил народ невольному терпению, переносил мысли людей к раю, для которого охотно переносил он все на земле. Он говорил народу: "Не все по шерсти, ино и напротив. Не верти головой, как бешеная коза: не продали бы татарам. За дело побьют, повинись да ниже поклонись. Не плачь битый, плачь небитый". Купцам и знати Москвы говаривал: "Божница домашня, а совесть продажна. По бороде Авраам, а по делам Хам. Всяк крестится, да не всяк молится. Бог всякую неправду сыщет. Ни Он тебя, ни ты Его не обманешь". Блаженный Максим почил от тяжких подвигов своих 11 ноября 1434 года [Мощи блаженного Максима юродивого почивают под спудом в церкви, построенной в 1698 году во имя его на Варварской улице. Память его чтится местно, по определению Собора 1547 года, вследствие чудес, совершавшихся при гробе его].

В Ростове подвизался другой дивный угодник Божий. Блаженный Исидор родился в Германии от богатых родителей, покинул родителей и латинскую веру по твердому убеждению в истинах Православия, принял на себя юродство и пришел в Ростов. Здесь бедный странник, представляя из себя безумного, терпел насмешки и побои, проводил целые дни на улице, а ночью в молитве, в непокрытой хижине из хвороста, которую он поставил себе внутри города, на болотистом пустыре. За тяжкие подвиги блаженный Исидор удостоен был благодати чудотворений. В житии его повествуется, что один знакомый ему купец, утопая в море, был спасен святым Исидором, чудесно явившимся к нему на помощь. В другой раз по молитве его пустые сосуды наполнились вином на трапезе у князя в присутствии архиепископа. Современники звали его Твердисловом, потому что слово его всегда сбывалось. Блаженный Исидор преставился 14 мая 1474 года. В минута кончины его по всему городу разлилось благоухание в воздухе. Ростовцы погребли его в самой хижине и подле построили деревянную церковь Вознесения Христова [На месте этой церкви сооружена каменная, на средства Иоанна Грозного, в 1566 году. Мощи блаженного Исидора почивают под спудом в арке между приделом, посвященным его памяти, и правым отделением главного алтаря. Серебряная рака устроена в 1815 году. В рукописном житии блаженного Исидора записано несколько чудес, совершившихся при гробе его].

Третий дивный подвижник прославился в Великом Новгороде. Однажды летом во время утрени в Клопской [Троицкий Клопский 3-го класса монастырь находится в 20 верстах от Новгорода на берегу реки Варяжки, близ озера Ильмень. Время основания его неизвестно] обители иеромонах, совершая каждение в храме, вздумал покадить и свою келью, нашел ее отворенной, а в ней - человека в монашеском одеянье, писавшего книгу. На все вопросы игумена и братии пришелец отвечал повторением тех же слов и представлял из себя юродивого. Впрочем, на литургии читал апостол, а за трапезой житие, весьма приятно и вразумительно. Игумен дал ему келью, и незнакомец поселился в монастыре. Это было в 1408 году.

Однажды князю Константину Дмитриевичу (сыну Донского) случилось быть в Новгороде и сидеть за трапезой. Незнакомец читал житие, и князь, долго смотрев на него, поклонился ему и сказал игумену: "Это наш родственник Михаил Максимович, из княжеского рода" [В рукописном житии преподобного Михаила (в Библиотеке Троице-Сергиевой Лавры, № 673, л. 226) слова эти выражены так: "а се Михаиле, Максимов сын, рода княжеского, сродник наш". Но автор "Житий святых Российской Церкви" и вслед за ним другие неизвестно на каком основании называют преподобного Михаила сыном великого князя Симеона. Вовсе невероятно, чтобы младенец, родившийся в 1348 году, мог дожить до 1454 года (в современных Минеях дата преставления преподобного Михаила обыкновенно указывается с меньшей определенностью - ок. 1453- 1456 гг. - Прим. ред.) ]. Сам подвижник ничего не хотел открыть о себе, кроме того, что имя его - Михаил. В преподобном Михаиле открылся дар прозорливости и чудес: он узнавал и предсказывал будущее, а во время засухи, когда пересохли речки и источники, извел своими молитвами поток чистой и свежей воды. Однажды он начал звонить во все колокола и объявил святому архиепископу Евфимию: "Теперь в Москве радость: у великого князя родился сын Иван. Он будет наследником Московского государства и грозой для соседей, покорит Новгород, отберет у вас золото и изменит все ваши обычаи".

Отшельник смело говорил правду князьям русским. Когда Шемяка, будучи изгнанником в Новгороде, спросил блаженного Михаила об успехе дела его, юродивый отвечал: "Довольно бед натворил ты в земле Русской, к радости врагов ее: если и теперь воздвигнешь междоусобие, со стыдом воротишься сюда, а здесь готовы для тебя три локтя земли". После нового междоусобия старец сказал закоренелому крамольнику: "Слышу, князь, земля простонала три раза и зовет тебя к себе". Вскоре после этого Шемяка умер от яда.

Преподобный Михаил преставился 11 января 1454 [Мощи преподобного Михаила почивают под спудом на южной стороне соборного храма Клопской обители, в бронзовой позолоченной раке. Память чудотворца положено праздновать повсеместно на Соборе 1547 года] года, в глубокой старости, прожив в Клопской обители 45 лет. Во все время он только один раз в неделю ел сухой хлеб и пил немного воды; в келье не было у него ничего, даже и рогожи. Подвижник спал на голом полу и не знал теплой одежды.

Таков был дивный старец, отрекшийся от славы земной для небесного наследия, провидевший рождение державного собирателя земли Русской и плачевный конец вольности Великого Новгорода!

Глава III

Иоанн III Васильевич, великий и державный. - Покорение Новгорода. - Брак с греческой царевной. - Освобождение от монгольского ига. - Уничтожение уделов. - Война с Литвой для защиты Православия в западной Руси. - Соборы в Москве. - Ересь жидовствующих. - Подвиги святого Геннадия Новгородского и преподобного Иосифа Волоцкого.

Приступаем к описанию той блистательной эпохи, когда северо-восточная Русь, свергая с себя иго рабства ордынского, восстает, как воскрешенная из гроба, свободная извне и сильная внутри своей целостью под скипетром единого самодержца. Православная Церковь перестает страдать от нашествия варваров, которые обращали в груды пепла храмы Божии и обители иноческие, и от кровавых междоусобий князей; она находит себе ревностных защитников в благочестивых государях, помазанниках Божиих.

После двух тяжких веков внешнего порабощения и внутреннего неустройства Руси Господь "вознес избранного из людей Своих". На престоле обширной державы Русской является Иоанн III, сын Василия Темного: он свергает иго Орды, уничтожает уделы, подчиняет себе вольный Новгород, водворяет самодержавие в расширенной им державе и становится твердым стражем и поборником православной веры в пределах западной Руси, соединенной с иноверной Польшей [Может быть, некоторым читателям покажется, что в этом рассказе слишком много событий государственных, а не чисто церковных. Но нужно заметить, что, с одной стороны, краткое изложение этих происшествий необходимо для связи рассказа, а с другой - такие события, как освобождение Руси от татар, соединение уделов в одно великое государство, водворение самодержавия, не могли остаться без значительного и постоянного влияния на судьбы Православной Церкви].

Начинаем с судьбы Новгорода. По кончине святого архиепископа Ионы избран был владыкой на вече протодиакон и ризничий Феофил. Испросили дозволение нареченному владыке явиться за посвящением к митрополиту, но в Новгороде открылись сильные волнения против великого князя, который требовал, чтобы новгородцы не смели "вступаться в его земли и воды и держали имя его честно и грозно по старине и по крестному целованию". Легкомысленный народ, несмотря на увещевания Феофила, мечтал о прелестях свободы, хотел тесного союза с Казимиром, королем Польским и великим князем Литовским, и принял от него воеводу - князя Михаила Олельковича. Мятежом руководила, к удивлению современников женщина, гордая и честолюбивая, вдова посадника Исаака Борецкого Марфа, мать сыновей уже взрослых, из которых один, Димитрий, был в то время посадником. Заключили договор с королем: он обязался помочь Новгороду в случае войны с Московским государем, не ставить римских костелов на земле Новгородской и предоставить владыке посвящаться там, где будет угодно Новгороду. Два последних условия были поставлены для того, чтобы удержать на кафедре Феофила, который хотел было удалиться в монастырь, не желая быть пастырем мятежников и клятвопреступников. На вече громко кричали: "Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да исчезнет Москва!" Иоанн взялся за оружие, разбил дружины новгородские на берегах Шелони (14 июля 1474 года) и показал умеренность: он взыскал с Новгорода около 80 пудов серебра, отнял северное поморье и поселения на берегах Двины, обязал новгородцев под присягой платить ему народную дань, а митрополиту - судную пошлину, ставить владык в Москве, не иметь сношений с Казимиром и не принимать к себе врагов великого князя. Со своей стороны государь дал слово забыть прошедшее, простил всех злоумышленников, в том числе и Марфу Борецкую с сыновьями, и не прикоснулся к вольности новгородской.

Феофил был посвящен в Москве и отпущен с честью. Но умеренность самодержца не отрезвила людей, привыкших к своеволию; несогласия новгородцев с наместниками великокняжескими продолжались, недовольные являлись в Москву требовать суда. Наконец, кое-кто из знати новгородской устроил так, что двое чиновников от веча прибыли в Москву с признанием Иоанна государем великого Новгорода. Державный собиратель земли Русской был убежден, что настало время водворить единовластие, и если при первом походе не покорил Новгорода, то единственно потому, что надеялся изменить порядок дел мало-помалу, не прибегая к мерам насилия. Теперь он спешил воспользоваться данным ему поводом и потребовал, чтобы новгородцы отказались от всех древних прав своих, уже отживших свой век и несогласных с новым положением государства Московского. Буйный народ взволновался, избил многих, которых считал сторонниками Москвы, и отважился снова вступить в сношения с Казимиром. Иоанн снова пошел с многочисленной ратью на Новгород и окончательно покорил его в конце 1477 года.

Ударил последний час новгородской вольности! Иоанн принял присягу от новых подданных, уничтожил вече, перевез в Москву вечевой колокол, казнил начальников мятежа и отправил в ссылку Марфу Борецкую.

В числе виновных пострадал один невинный: архиепископ Феофил, принужденный по званию владыки принять участие в договоре с Литвой, должен был отказаться от управления епархией и был заточен в Московском Чудовом монастыре, где провел около трех лет в тесном заключении и тяжко заболел. В болезни явился ему святой Нифонт, епископ Новгородский, почивающий в ближних пещерах Киевской Лавры, и напомнил ему прежнее обещание поклониться Печерским чудотворцам. Больной святитель отправился в Киев и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась, и он получил откровение, что, хотя не достигнет живым до пещер, но тело его успокоится в них [Мощи святого архиепископа Феофила почивают в Феодосиевой пещере Киевской Лавры. Обстоятельства его заточения и поездки в Киев написаны на доске, закрывавшей мощи блаженного святителя. (Русские святые, август, с. 109)].

Другим важным делом государя Московского был брак его с греческой царевной. Брат последнего императора греческого Константина Палеолога, деспот Фома, умер в Риме. Сыновья его жили благодеяниями папы, не заслуживая их своим легкомысленным поведением; но юная сестра их, царевна Софья Фоминична, была предметом общего доброжелательства. Папа Павел II искал ей достойного жениха и обратил взор на великого князя Московского, незадолго перед тем овдовевшего [Иоанн был женат в первом браке на Марии Борисовне, княжне Тверской, и имел от нее старшего сына и соправителя - Иоанна, прозванного Младым, в отличие от отца]. Папа надеялся через юную царевну, воспитанную в правилах Флорентийской унии, убедить Иоанна к соединению с Римом и таким образом покорить себе Русскую Церковь. Он сам через особое посольство предложил великому князю знаменитую невесту, "отрасль царственного древа, которого тень покоила некогда все христианство православное, еще нераздельное". Брак Иоанна с царевной совершился в ноябре 1472 г. и доставил Московскому государству более известности в Европе, которая чтила в Софии племя древних венценосцев Цареградских. В виде приданого Иоанн принял герб властителей Восточной Римской империи - орла двуглавого, соединив его на своей печати с гербом Московским. Но папа не преуспел в своих замыслах, и присланный им легат, хотя имел прения с духовными лицами в Москве, но сам вынужден был прекратить спор будто бы за неимением книг. Сама София сделалась в Москве ревностной православной христианкой.

Наконец, наступило для Русской земли время полного освобождения от ига ордынского. Мы видели, что Дмитрий Донской отважился вступить в бой с татарами на берегу Непрядвы; но незабвенная Куликовская битва не освободила Руси от постыдной власти монголов. Сам победитель и потомки его продолжали подвергаться нашествиям татар, земля Русская обагрялась кровью и дымилась пожарами. Хотя Большая Орда давно уже не была так сильна, как во времена Батыя, хотя отделились от нее уже многие другие Орды, как-то: Ногайская, Крымская, Казанская и Астраханская, - но и при державном Иоанне хан Большой Орды Ахмат еще осмеливался вторгаться в Русские пределы. Иоанн, помня обетование двух соименных святителей Московского и Новгородского, девять лет не платил дани и, наконец, в 1480 году решился торжественно объявить свободу Русского государства. Когда хан Ахмат отправил в Москву послов для сбора дани, великий князь взял при них басму (изображение хана), бросил на землю и растоптал ногами, велел умертвить послов, кроме одного, которого отправил сказать хану, что и с ним поступит так же, как с его басмой, если он не оставит в покое Русской земли. Скоро услышали в Москве о походе Ахмата. Иоанн встретил его на берегах Угры поздней осенью, когда реки начинали уже замерзать. Прошло около двух недель в бездействии; Иоанн, не любивший проливать крови в битвах, решил отступить на поля Боровские. Бояре изумились, а воины оробели, думая, что великий князь страшится битвы. Митрополит Геронтий и Ростовский архиепископ Вассиан убедительными грамотами напоминали Иоанну обет его стоять крепко за веру и отечество. Старец Вассиан, достойный брат преподобного Иосифа Волоколамского, писал так: "Наше дело говорить царям истину: что я прежде изустно сказал тебе, славнейшему из владык земных, о том ныне пишу, ревностно желая утвердить твою душу и державу. Когда ты, вняв молению и доброй думе митрополита, своей родительницы, благоверных князей и бояр, поехал из Москвы к воинству с намерением ударить на врага христианского, мы, усердные твои богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Что же слышим? Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству: ты же пред ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов; а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление?.. Государь! Каким советам внимаешь? Советам людей, недостойных имени христианского. И что советуют? Повергнуть ли щиты, обратиться ли в бегство? Но помысли: от какой славы и в какое уничижение низводят они твое величество! Предать землю Русскую огню и мечу, церкви - разорению, тьму людей - гибели! Чье сердце каменное не излиется в слезах от единой мысли об этом? О, государь! Кровь паствы вопиет к небу, обвиняя пастыря. И куда бежать? Где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Я стар и слаб, но не убоюсь меча татарского, не отвращу лица моего от его блеска... Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его! Един поженет тысящу и два двинут тьму, по слову мужа святого: "Не суть боги их, яко Бог наш! Господь мертвит и живит". Он даст силу твоим воинам. Поревнуй предкам своим: они не только землю Русскую хранили, но и многие иные страны покоряли; вспомни Игоря, Святослава, Владимира, коих данниками были цари греческие, и Владимира Мономаха, ужасного для половцев. А прадед твой, великий, достославный Димитрий, не сих ли неверных татар победил за Доном? Презирая опасность, он сражался впереди и не думал: "Имею жену, детей и богатство; когда возьмут землю мою, вселюся инде", - но стал перед лицом Мамая, и Бог осенил главу его в день брани. По какому святому закону ты, государь православный, обязан уважать его, злочестивого самозванца, который силой поработил наших отцов за их малодушие и воцарился, не будучи ни царем, ни племени царского? То было действием гнева Небесного; но Бог есть Отец чадолюбивый: наказует и милует. Древле потопил Фараона и спас Израиль, спасет и на род твой, и тебя, когда покаянием очистишь свое сердце; ибо ты человек и грешен. Покаяние государя есть искренний обет блюсти правду в судах, любить народ, не употреблять насилия, оказывать милость и виновным... Тогда Бог восстановит нам тебя, государя великого, яко древле Моисея, Иисуса и других, освободивших Израиль, да и новый Израиль - земля Русская освободится тобой от нечестивого Ахмата, нового Фараона. Ангелы снидут с небес в помощь тебе, Господь пошлет тебе от Сиона жезл силы, и одолеешь врагов, и смятутся они и погибнут. А мы Соборами святительскими день и ночь молим Его, да рассыплются племена нечестивые, хотящие брани; да будут омрачены молнией небесной и, как псы голодные, да лижут землю языками своими" [Знаменитое послание Вассиана находится в летописи Синодальной библиотеки, № 365, л. 487. Оно же помещено в Степенной книге, II, 140]. Но осторожный Иоанн не решился на битву. Тогда, по словам летописца, совершилось чудо: при отступлении русских войск от левого берега Угры татары вообразили, что их заманивают в сети и вызывают на бой, приготовив засады. Объятый странным ужасом, хан спешил удалиться. Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые! Россияне, наконец, остановились; но Ахмат ушел в степи, разорив в Литве двенадцать городов, за то что Казимир не дал ему помощи. Так кончилось это последнее нашествие хана Большой Орды на Россию: он не мог ворваться в ее пределы и не вывел ни одного пленника московского. "Да не похвалятся легкомысленные страхом своего оружия, - писали современники. - Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию!" [История Карамзина VI, примеч. 233 и 238. Современники называли реку Угру "поясом Богоматери", охраняющим Московские владения. Река Угра протекает в нынешней Калужской губернии. В 1502 году союзник Иоанна, крымский хан Менгли-Гирей разрушил остатки Большой Орды, прогнал хана в степи Ногайские и торжественно известил Иоанна, что Большая Орда уже не существует] При всеобщем ликовании народа в благодарность Богоматери, заступничеству Которой приписали освобождение от ига монголов, установлен был ежегодный крестный ход в Москве с чудотворной Владимирской иконой 23 июня - в день бегства Ахмата от Угры.

Так положен был конец бедственному рабству наших предков! Оно продолжалось около двух с половиной столетий. Иго, в начале своем страшное и губительное, позднее сделалось более легким, ограничивалось временными нашествиями, вмешательством в распри князей и в последнее время - только платежом дани. Наконец Господь помиловал Русскую землю и положил конец монгольскому владычеству, даровал Иоанну победу без пролития крови.

Освобождение России было почти современно уничтожению уделов и водворению самодержавия. Покоритель Новгорода присоединил к своему государству все отдаленные северные владения бывшего вольного города - Вятку и Пермскую землю до самого хребта Уральского, присвоил себе уделы многих [Верейский удел Иоанн присвоил себе грамотой, а остальную часть удела Ростовского купил. Князья Ярославские, давно уже зависевшие от Москвы, добровольно отреклись от наследственных прав своих. Не упоминаем о других менее важных уделах] мелких владетелей, подчинил верховной своей власти ханов, или царей, Казанских и, наконец, завоевал Тверское княжество, которое боролось некогда с Москвой и спорило с ней о первенстве [Шурин Иоаннов, Михаил Борисович, носивший титул великого князя Тверского, принужден был бежать в Литву. Там же нашли убежище многие из князей, лишенных уделов. Другие сделались слугами государя Московского]. Собиратель уделов в одно целое мог справедливо именоваться самодержцем всея Руси; только Псков оставался еще вольным городом [Псков, хотя вполне покорный Иоанну, сохранил свое вече и другие принадлежности самобытной общины. Замечательно, что, называясь младшим братом Новгорода, Псков не осмелился ослушаться Иоанна и выслал ему свои дружины для покорения великого вольного города], и Рязанское княжество сохранило вид державы независимой [В Рязани княжил тогда Василий Иванович, женатый на Анне, любимой сестре державного великого князя Иоанна].

Счастливый в делах государственных Иоанн был менее счастлив в делах семейных. От второй супруги своей Софии, царевны греческой, он имел сначала несколько дочерей, потом по молитве великого чудотворца Сергия Радонежского ["София желала иметь сына и с молитвой о сем предприняла путешествие из Москвы в обитель преподобного Сергия пешком. Прошед подмонастырское село Клементьево и спускаясь под гору к самой обители, нечаянно увидела она идущего ей навстречу священнолепного инока, видом подобного изображению преподобного Сергия. Он имел в руках своих младенца и, приближаясь, внезапно положил его в недра великой княгине. Она вострепетала и упала бы, если бы не была поддержана бывшими с ней женами вельмож. Села и стала искать у себя в пазухе, но ничего не нашла. Тогда уразумела она, что то было посещение преподобного Сергия, укрепилась и с упованием принесла она в обители свою молитву. После сего зачала она и родила сына Василия" (Черты жития преподобного Сергия после смерти, с. 57)] - сына Василия. Старший сын и наследник Иоанн Младой скончался еще при жизни отца, оставив после себя малолетнего сына Димитрия, которого державный дед назначил своим наследником и сам венчал на царство в первопрестольном Успенском соборе венцом Мономаховым [Это был первый опыт венчания на царство в Москве. На юного великого князя Димитрия возложены были дедом бармы и венец Мономахов, но о помазании святым миром не упоминается (Ист. Карамзина VI, 172)]. Но, как видно, Промысл Божий судил царствовать в России потомству императоров греческих: Иоанн разгневался на невестку, мать Димитрия (может быть, по проискам греческой партии), заключил под стражу юного внука и запретил ему называться великим князем, а вскоре объявил сына Василия наследником престола.

Дочь Иоанна Елена состояла в супружестве с Александром, сыном Казимира, наследственным великим князем Литовским и избранным королем Польским. При заключении сего брака Александр обязался грамотой не беспокоить супруги в исповедании православной веры и дозволить ей иметь домовую церковь, но слишком слабый характером, он допустил изуверов силой обращать православных к папизму, запретил строить храмы православные, умножил костелы в городах русских и даже стал стеснять и оскорблять совесть супруги своей. Иоанн, разгневанный на зятя, объявил войну. Грамота его заключалась словами: "Хочу стоять за христианство, сколько мне Бог поможет".

Бог благословил оружие, поднятое за православную веру: Александр лишился многих владений, которые перешли к Московскому государству [Многие православные князья из рода Рюрика и Гедимина, не стерпев гонения на православную веру, предались Московскому государству вместе со своими владениями. Так, в состав державы Иоанновой поступили: Масальск, Серпейск, Мценск, Рыльск, Стародуб, Чернигов и другие города, которые при заключении мира (уже по кончине Иоанна) остались в составе Московского государства. Замечательно, что в числе этих князей были потомки непримиримых врагов государя Московского: сын князя Ивана Андреевича Можайского - Симеон и внук Шемяки - Василий. Оба они владели наследственно целыми областями в южной России, дарованными отцам их Казимиром; оба были верными присяжниками короля Александра, пока он не вздумал обращать князей и народ в латинство. Так безрассудство поборников папизма послужило к распространению южных пределов Московской державы]. Но Иоанну не суждено было окончить войну с Литвой и наказать зятя: он скончался после 43-летнего царствования, 27 октября 1505 года.

Иоанн принадлежит к числу весьма немногих государей, воздвигаемых провидением для решения судеб народов. Явившись на троне в то время, когда новая государственная система возникла повсюду вместе с новым могуществом государей на развалинах системы феодальной или поместной, Иоанн, великий и державный, совершил в Русской земле то же, что современные ему венценосцы совершали в Западной Европе: он не только учредил единовластие, но был первым истинным самодержцем России, заставил благоговеть пред собой вельмож и народ, восхищая милостью, ужасая гневом и карой. Князья племени святого Владимира и Гедимина служили ему наравне с другими подданными, славились чинами бояр, дворецких, окольничих, приобретая эти чины долговременной службой государю. Не принимая на себя титула царя [Впрочем, Иоанн писался царем в сношениях с иностранными государями, и они в своих грамотах величали его титулами: Kaiser, Imperator], он умел внушить народу беспредельную покорность воле монаршей. Он первым завел сильное многочисленное войско и умел найти воевод смелых и удачливых, хотя сам не был отважным воином и никогда не решался на войну без крайней необходимости. При Иоанне были приглашаемы в Россию иностранные мастера, которые лили пушки, чеканили монету и строили великолепные здания [Иоанн вызвал из Италии знаменитого зодчего Аристотеля Фиораванти, который построил вновь Московские соборные храмы: Успенский (освящен в 1479 г.) и Благовещенский. Другой зодчий, миланец Алевиз, был строителем Архангельского собора и нового дворца великокняжеского (теремного) подле огромной палаты (Грановитой), основанной Марком Фрязиным. Иностранными же художниками воздвигнуты башни кремлевские: Тайницкая, Боровицкая, Константино-Еленинская и другие. Фиораванти и другие итальянцы чеканили для Иоанна монету, лили пушки и колокола].

Царствование Иоанна может служить ясным доказательством той истины, что венценосцы великие являются в свое время по воле Того, Кем цари царствуют и сильные пишут правду. Рожденный и воспитанный данником степной Орды, без образования, без наставлений, руководимый только природным умом Иоанн сделался одним из знаменитейших государей своего времени: силой и хитростью он восстановил свободу и целость России, оттеснил Литву, сокрушил вольность Новгорода, захватил уделы, расширил свои владения до пустынь Сибири и Лапландии на севере, а на юге - почти до самого Киева. Браком с царевной Софьей он обратил на себя внимание Европы и проявил мудрость в политике внешней; ласкаемый от Рима до Константинополя, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам западным, ни гордым султанам, он не хотел вмешиваться в дела чужие, избирал союзы только для пользы России, искал средства для исполнения своих замыслов, а сам никому не служил орудием. При нем Россия, как держава независимая, величественно подняла главу свою в пределах Европы и Азии, спокойная внутри и не боясь врагов внешних.

Таков был наш первый самодержец в делах государственных, в политике внутренней и внешней! Но в делах церковных он не присваивал себе власти, на которую не имел права. При всех важных случаях он ограничивался тем, что созывал на Соборы святителей и знатнейшее духовенство. Соборы в царствование Иоанна созывались чаще, нежели прежде [О частых Соборах того времени святой Геннадий Новгородский писал к митрополиту: "Поелику повелено нам каждый год съезжаться к тебе, нашему отцу: то да учинишь на Собор с ними, твоими детьми и сослужебниками, исправление дел недоразумеваемых". К сожалению, этот обычай, столько полезный для дел церковных, в позднейшее время вышел из употребления. Как бы полезно было и в наше, скудное верой, время, если б архипастыри собирались по временам к одному из старейших святителей для совещания о потребностях Церкви]. Государь только утверждал соборные решения и содействовал исполнению приговоров своей властью. Так же поступали и преемники Иоанна.

На Соборе 1503 года Иоанн предложил вопрос об имениях церковных, по поводу вотчин владычных и монастырских, отобранных им в Новгородской епархии после покорения вольного города. Самодержец желал, чтобы были отобраны в казну имения и прочих монастырей русских. Замечательно, что того же желали пустынники Белозерские: Паисий Ярославов [Блаженный Паисий Ярославов, постриженник Спасокаменский, старец Кириллова монастыря потом игумен Сергиевой лавры, отказавшийся от престола митрополии, почил в той обители, где принял иночество. Он был наставником одного из великих отцов Русской Церкви, преподобного Нила Сорского, и других подвижников и занимал первое место в числе пустынных старцев, считавших неполезным для монастырей обладание селами] и ученик его преподобный Нил Сорский говорили, что неприлично монастырям владеть селами, так как чернецы должны жить в пустынях и кормиться своим рукодельем. Но преподобный Иосиф, ученик Пафнутия Боровского и основатель монастыря близ Волоколамска, держался другого мнения. Он находил необходимым, как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами [Иосиф говорил на Соборе: "Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку пострищися? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, или архиепископа, или епископа на всякие честные власти" (Прибавления к Творениям Отцов Церкви, 1851, с. 505)]. Святители рассудили, что в Греческой Церкви не существовало запрещения монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями; в Русской земле было то же со времен святых Владимира и Ярослава; даже злочестивые ханы ордынские щадили собственность епископов и обителей иноческих. "Не смеем, - заключил Собор, - отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно". И государь, слово которого было законом, добровольно подчинился решению Собора.

На том же Соборе рассуждали о вдовых священниках. Еще святой Фотий, желая пресечь повод к соблазну стригольникам во Пскове, запрещал псковским вдовым священникам священнодействовать. Митрополит Феодосий особенно заботился о нравственности белого духовенства: вдовых священников он отсылал в монастыри, развратных же лишал сана. К скорби доброго пастыря, недостойных оказалось довольно много, и множество храмов опустело без священников; народ поднял ропот на святителя, и Феодосий отказался от кафедры [Митрополит Феодосий, оставив кафедру в 1465 году, окончил жизнь свою строгим подвижником в келье Чудова монастыря. Там он взял старика, покрытого ранами, сам служил ему и обмывал раны его до конца своей жизни. Преемник его, митрополит Филипп I, был также пастырь ревностный и просвещенный: когда легат папский, сопровождавший в Москву невесту великого князя Софию, хотел иметь торжественный въезд в Москву с преднесением большого серебряного креста, блаженный святитель Филипп объявил Иоанну: "Если легат въедет с крыжом в одни ворота, то я, отец ваш, выеду в другие; кто честит чужую веру, тот унижает свою". И легату велено было спрятать крыж. Филипп преставился в 1473 году и вписан в старинных рукописных святцах в числе святых]. Собор 1503 года постановил правилом, чтобы вдовые священники и диаконы отправляли священнослужения, пока сами не решатся обязать себя монашеским обетом чистоты. Им было предоставлено, если ведут они жизнь непорочную, причащаться в алтаре: иереям - в епитрахилях, диаконам - в стихарях, а за пение на клиросе пользоваться четвертой частью доходов. С того времени стали выдавать епитрахильные грамоты [Георгий Скрипица, Ростовский священник, представил Собору весьма основательное письменное возражение против распоряжения о вдовых священниках. "Пусть, - писал он, - подвергаются запрещению те, которые не хранят чистоты вдовства своего. Зачем же без вины отлучать прочих, и без того уже тяжко наказанных судом Божиим? Справедливо ли, что вдовый священник, постригшись, служит не только в монастыре, но и в городах и в селениях, а тот же священник, если не постригся, не может служить ни в пустыне, ни в городе, ни в селе?" Послание Георгия напечатано в Чтениях Общества Истории и Древностей Российских 1847 года].

Важнейшим предметом для обсуждения на Московских Соборах в конце XV и в начале XVI века была ересь жидовствующих. В 1470 году пришел в Новгород из Киева еврей Схария (Захария); хорошо знакомый с естественными науками, известными тогда под именем алхимии, он успел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь. Два священника Дионисий и Алексий, обманутые Схарией, и вновь прибывшие из Литвы четыре еврея распространили заразу ложного учения; сам Софийский протопоп Гавриил попал в число зараженных ею. В 1480 году великий князь Иоанн по неведению взял в Москву двух начальников этого общества: священника Алексия - протопопом в Успенский собор, а Дионисия - священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они казались людьми кроткими, воздержанными, праведными, а сами тайно рассеивали плевелы лжеучения. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе; таковыми был: близкий к великому князю дьяк Феодор Курицын с братом Иваном Волком. Алексий и Курицын имели такой свободный вход к великому князю, какого никто не имел. Нельзя было придумать обстоятельств более благоприятных для распространения ереси. Она была под защитой таких людей, которые занимали важные места в Церкви и в государстве, могла даже ожидать покровительства самого великого князя, которого, как сам он после признавался, еретики старались уловить в свои сети. Так прошло еще несколько лет.

В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом и нелюбимый народом, видел опасность, но не имел твердости действовать против нее [Сергий, бывший архимандрит Чудовский, первый владыка, присланный в Новгород из Москвы по низложении блаженного Феофила пробыл на кафедре Софийской не более одного года]. Наконец, провидение дало Церкви Русской сильного поборника веры. На кафедру Новгородскую явился известный ученостью, а еще более ревностью к правде, мужественный, деятельный и твердый Геннадий [Геннадий, по прозванию Гонзов, ученик преподобного Савватия Соловецкого, "муж (по отзыву Степенной книги) сановитый, мудрый, добродетельный и сведущий в Писании", был в 1480 году архимандритом московского Чудова монастыря. Там заложил он каменный храм в честь святителя Алексия]. Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества и донес о том великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков были уличены в Москве и преданы казни. Со своей стороны, ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели; одни покаялись, другие подверглись заточению.

Не так было в Москве: там ересь находила покровительство, с одной стороны, в лице Курицына, с другой - в новом митрополите Зосиме. Несмотря на то, по державной воле Иоанна в Москве 17 октября 1490 года открыт был Собор [На этом Соборе были святители: Тихон Ростовский, Нифонт Суздальский, Симеон Рязанский, Вассиан Тверской, Прохор Сарский и Филофей Пермский. Председательствовал митрополит Зосима, тайный злоумышленник еретиков. Вместо великого князя присутствовал на Соборе сын и наследник его Василий Иванович]. Допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который, давно желая искоренить настоящее зло и страхом наказания предотвратить будущее, подверг еретиков всенародному позору [Присланных из Москвы еретиков он велел посадить на коней, лицом к хвосту, в вывороченных тулупах, в шлемах берестовых, остроконечных, с мочальными кистями, с венчиками из сена и соломы и с надписью: "Се есть сатанино воинство". В таком виде возили их по улицам, проходящие плевали им в глаза и говорили: "Се враги Божии, хульники Христа!"].

По-видимому, лжеучение утихло, тем более, что и суд Божий карал богохульников [Дионисий впал в сумасшествие и кричал на разные голоса и умер скоропостижно; протопоп Алексий, чернец Захар и дьяк Истома погибли мучительной смертью], но втайне оно продолжало распространяться в Москве. Зосима не только потакал злу, но и наказывал смелых обличителей нечестия. Даже в самом Новгороде еретики употребляли во зло снисходительность святого Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным [Мы упоминали еще прежде, что при окончании седьмого тысячелетия от сотворения мира (по греческому летосчислению) были ожидания кончины мира. Когда в 1408 году окончился миротворный круг, то решились продолжать пасхальное счисление не на 532 года (как бы следовало для полного миротворного круга), а только на 84 года, т. е. до 1492 года от Рождества Христова, или 7000 года от сотворения мира. Наконец этот роковой год наступил и миновал благополучно; только еретикам открылись новые средства против поборников истины. Святой Геннадий, по соборному определению в 1492 году, составил пасхальные числа на 70 лет восьмой тысячи и написал "коловратный ключ пасхальный на 532 года", при котором не только в целой тысяче лет, но и далее можно находить пасхальное число того и другого года. Он разослал по своей пастве вместе с пасхалией окружное послание с той главной мыслью, что о дне и часе пришествия Христова не предоставлено знать людям, а потому преступно и толковать о том], дало им повод с бесстыдной наглостью смеяться не только над ожиданием христиан, но и над самими догматами православия: "Если Христос есть Мессия, - говорили они, почему же не является Он в славе Своей по вашему ожиданию?" Ересь снова усилилась в Новгороде [В это время предводителем еретиков в Новгороде был Юрьевский архимандрит Кассиан, столько же дерзкий, сколько и развратный еретик. Присланный на это место из Москвы по ходатайству дьяка Феодора Курицына и надеясь на защиту своего сильного покровителя, он собирал к себе разбежавшихся из Новгорода еретиков, несмотря на противодействие местного владыки] с диким нечестием и страшными мерзостями разврата. Пламенный ревнитель Православия Геннадий призвал к себе на помощь преподобного Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать решительно, несмотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима принужден был в 1494 году оставить кафедру, но для искоренения зла нужно было участие целой Церкви Русской, нужен был новый Собор, который и был созван державным Иоанном в 1503 году. В числе заседавших на Соборе был и игумен Волоколамский; он требовал казни еретиков. Обвиняемые были столь дерзки, что решились открыто защищать свое учение. Но пламенное, проникнутое силой Слова Божия и Писаний Отцов Церкви слово Иосифа по всем пунктам обличало и опровергало их; важнейшие из еретиков, наконец, были осуждены на смерть и всенародно сожжены в клетке; другим резали языки, иных заключали в темницу. Осужденные хотели было спасти себя лицемерным раскаянием, но Иосиф утверждал, что притворство, под страхом наказаний не есть раскаяние истинное, и еретики не избегли строгости гражданского суда. Так, по крайней мере внешне, кончились успехи ереси, которая распространяясь тайно, свирепствовала долго и сильно [Сохранился отрывок из позднейшего послания преподобного Иосифа к великому князю Василию Ивановичу о том, "еже еретика руками убить или молитвой едино есть". Это послание вызвало строгое письменное осуждение мыслям Иосифа со стороны Заволжских иноков, старцев Кириллова и других монастырей; они убеждали в необходимости милосердия к заблуждающимся и в неуместности крутых уголовных мер в деле веры, хотя казни последовали не по соборному определению, а по воле великого князя (Древняя Русская Вивлиофика, XVI, 423 и 424). Иосиф отвечал посланием (рукопись Московской Духовной Академии, № 171). Видно, что некоторые, освободясь от казни лицемерным раскаянием, остались с ложными мыслями. Смертный приговор еретикам (в числе сожженных были дьяк Курицын и архимандрит Кассиан) долго возбуждал против себя жалобы; но лжеучители, обузданные страхом казни, не смели уже распространять ереси].

Мы изложили ход жидовской ереси в Русской Церкви, но не сказали еще ни слова о сущности лжеучения еретиков, известных под именем жидовствующих. По соборному дознанию 1503 года они: 1) отвергали воплощение Сына Божия; 2) не верили воскресению Иисуса Христа и вообще воскресению мертвых; 3) не чтили Богоматери, угодников Божиих, икон и мощей; 4) не признавали Святой Евхаристии и прочих Таинств; 5) держались более Ветхого Завета, нежели Нового, празднуя Пасху по Иудейскому календарю; 6) не соблюдали постов, отвергали монашество и предавались явному разврату.

Происхождение ереси из Литвы ясно указывает на то, что начало ее нужно искать в брожении идей рационализма, распространенных на Западе задолго до времен Лютеровой реформы и даже до появления Социнианства [В Западной Европе еще в XIII столетии было общество еретиков, называвшихся образованными (circumcisi). Около половины того же столетия образовалась в Лангобардии секта Пассажиров (Passagieri). Сущность учения их состояла в том, что они не принимали Таинства Святой Троицы в таком смысле, в каком принимает его Православная Церковь. Пассажиры отвергали также равенство Сына Божия и Святого Духа Богу Отцу; сверх того держались закона Моисеева, соблюдали обрезание и другие обряды иудейской религии (Рассуждение о ересях и расколах в Русской Церкви Н.А.Руднева, с. 139). Впрочем, в нашей жидовской ереси действовали и природные жиды]. Жидовский элемент был внесен в учение ереси, по всей вероятности, самим Схарией или людьми, пришедшими с ним в Новгород, потому что они сами были евреями.

Весьма болезненно было для Церкви Русской появление в недрах ее такой новой, совершенно противной христианству ереси. Но в то же время отрадой и славой Церкви были два ревностных деятеля: неутомимый в подвигах святой архиепископ Геннадий [Святой Геннадий был вскоре оклеветан пред великим князем Василием и в 1504 году, вызванный в Москву, подал грамоту, которою отказался от управления епархией и местом уединения избрал себе Чудов монастырь. Здесь он предал дух свой Господу 3 декабря 1505 года; честное тело его погребено в правом предалтарии Михайловского храма, в той самой могиле, где покоились мощи святого митрополита Алексия до перенесения их в новый, посвященный ему храм] и искренно благочестивый учитель чистой веры преподобный Иосиф Волоколамский [О письменных трудах преподобного Иосифа Волоколамского мы будем говорить в следующей главе].

Глава IV

Ревность о Православии и просвещении в южнорусской митрополии. - Собор в Вильне. - Священномученик Макарий, митрополит Киевский. - Упадок образования в северной Руси. - Обители иноческие. - Рассадники духовного просвещения. - Библия, собранная святителем Геннадием. - Жизнь и писания преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. - Свет Христов на крайнем Севере: преподобный Евфимий Карельский и первоначальники Соловецкие: Савватий, Герман и Зосима.

Обозрение достославного царствования Иоанна III отвлекло нас от дел южной митрополии, о которых мы почти не упоминали с того времени, когда Православная Русская Церковь по преставлении святителя Ионы окончательно разделилась на две половины под управлением двух отдельных иерархов.

Чистота веры и ревность к православию сохранялись в юго-западной Руси иноверной властью, несмотря на козни папизма. Мы видели, что гонение, воздвигнутое в Литве на Православие, послужило во вред самим гонителям: слабый великий князь Александр за послабление фанатизму принужден был уступить Москве свои восточные владения до Днепра. Хотя папа со времени Флорентийского Собора считал себя законным распорядителем Церкви не только на западе, но и на востоке, но уния не распространялась в Литовской Руси, несмотря на то, что ученик отступника Исидора Григорий долго занимал первосвятительскую кафедру Киева [Литовская церковная уния М. Кояловича, т. I, с. 16-22]. Преемниками его были архипастыри православные, избираемые своими епископами с утверждения Патриарха Константинопольского. Несмотря на скудость сведений об этом времени, мы часто встречаем указания на сношение их с Константинополем и никакого намека на сношение с Римом [Статья "Митрополия Киевская в начале своего отделения от Московской" в Прибавлениях к Творениям Святых Отцов за 1854, с. 535].

Живое и общее стремление к наукам, пробудившееся в Европе, отразилось и на западной Руси. Некоторые из дворян православных еще в XV веке слушали уроки в Краковской академии, в Праге и других местах. Необходимость охранения чистой веры предков от покушения папы заставила умножать свои собственные училища. А для размножения православных богослужебных книг и сохранения их от злонамеренных повреждений послужили типографии в Кракове, Вильне и других местах, учрежденные вскоре по изобретении книгопечатания [В Кракове изданы (1491 г.) псалтирь, часослов, шестоднев, триоди. В Вильне с 1525 года напечатано много церковных книг. Позднее издавались они в Заблудове, Львове, Остроге].

Блистательным памятником заботливости южных пастырей о лучшем управлении Церковью Христовой служит Виленский Собор 1509 года. На нем составлены были правила благоразумные, твердые, достойные Восточного Православия. Изобразив печальное состояние южной своей Церкви, Собор постановил: 1) Никого не допускать до подкупа для получения сана епископского и епископа, поставляющего в священство за деньги, лишать власти. 2) Не поставлять в священство людей чужой епархии. 3) Поставлять в священство людей достойных, одобренных судом духовника. Если бы и сам государь прислал недостойного, то всем епископам с митрополитом, явясь к государю, объявить недостоинство того и ни за что не посвящать. 4) Отлучать от священства тех, кто, скрыв свое поведение пред духовником, обнаружат в жизни свое недостоинство. 5) Не допускать до священнодействия тех священников и иночествующих, которые являются без увольнительной грамоты. 6) Не допускать к служению и вдовых священников, пока не поступят в монашество. 7) Священников и игуменов без вины не лишать церквей их. 8) "Если князь или боярин отнимет церковь у священника без вины и свидетельства святительского, то не давать другого священника, пока не оказана будет справедливость невинно обиженному". 9) Князь или боярин может оставлять церковь без священника не долее, как на три месяца; по прошествии срока сего посылать священника по усмотрению епископа. 10) Не отнимать имений у церквей. 11) Священник, священствующий только по воле князя или боярина, но без благословения святителя, лишается сана. 12) Также поступать с игуменами и иеромонахами, произвольно удаляющимися из обители. 13) Епископам не принимать на себя мирских дел и не уклоняться от Соборов за недосугами. Наконец, 14) "Если государь или бояре или другая власть пришлют за митрополитом или епископом по какому-либо из постановленных и утвержденных теперь правил, желая нарушить заповедь, положенную по правилам апостольским, и выполнить свою волю, то никому на то не осмеливаться, а всем немедленно съехаться к митрополиту, каждому на свой счет, смиренно просить государя и твердо стоять, дабы не был нарушен закон, положенный и утвержденный по правилам Божиим, апостольским и отеческим" [Определения Виленского Собора помещены в Исторических Актах. Т. 1, № 289].

Эти определения писаны, как очевидно, под влиянием особенной осторожности и внимания к влиянию иноверной гражданской власти; они поставлены, таким образом, в главное руководство для управления Православной Церковью среди козней папизма.

Южная Русь много страдала от набегов крымских татар; они несколько раз опустошали юг, убивали или уводили в плен христиан, грабили и жгли храмы. Особенно поражен был юг глубокой скорбью, когда татары, сделав внезапный набег, умертвили митрополита Макария [Святой митрополит Макарий посвящен в этот сан из архимандритов Виленского Троицкого монастыря в 1495 году], мужа святой жизни и пастыря ревностного (1 мая 1497 г.). Макарий отправился из Вильны в Киев с тем, чтобы заняться исправлением дел, расстроенных нападениями тех же татар, преимущественно же возобновлением Софийского храма; татары нагнали его в селе Скрыголове на реке Бчичи за 5 миль от Мозыря. Современный летописец, знавший жизнь Макария, оплакивает смерть, его как наказание за грехи паствы, но вместе видит в ней залог наград за его святую ревность. И он не ошибся: мощи Макария прославлены нетлением, как мощи священномученика [Нетленные мощи священномученика Макария почивают открыто в Киевском соборе. Там же хранится кипарисный крест святителя].

В северной Руси, или государстве Московском, усердие к вере и отвращение от всего неправославного были так же живы и искренни, как и на юго-западе Русской земли, хотя образование не только мирян, но и клира находилось тогда в жалком положении. В XIV веке, даже в начале XV еще были (особенно в Новгороде, в Москве и других городах) училища для первоначального обучения грамоте, чтению, письму и церковному пению под руководством местных священнослужителей [В одном из таких училищ воспитывался сирота Иванец, впоследствии святитель Новгородский Иона, как видно из жития его. И Собор 1551 года свидетельствует, что "в прежние времена в Москве, в Новгороде и других городах бывало много училищ"], но к концу XV столетия невежество стало усиливаться. Как печальна картина, представленная блаженным архиепископом Геннадием, богомудрым ревнителем просвещения! "Вот, - пишет он митрополиту, - приводят ко мне мужика для поставления в священный сан: я приказываю дать ему читать апостол, а он ступить не умеет; приказываю дать ему псалтырь, а он и по той едва бредет. Я отказываю ему, и на меня жалобы: "Земля, господине, такова; не может добыть, кто бы умел грамоте". Вот и обругал всю землю, будто нет человека на земле, кого бы ставить в священство! Бьют мне челом: "Пожалуй, господине, вели учить". Приказываю учить ектению, а он и к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он другое. Приказываю учить азбуку, а они, немного поучившись азбуке, просятся прочь, не хотят учить ее. А у меня духа недостает ставить неучей в священники. Мужики-невежи учат ребят грамоте и только портят, а между тем за ученье вечерни принеси мастеру кашу да гривну денег, за утреню - то же или и больше; за часы особо... А отойдет от мастера, и ничего не умеет, едва-едва бредет по книге; а церковного порядка вовсе не знает". Вот как готовили к сану учителей Церкви! Вот каковы были познания будущих наставников народа! Святитель Геннадий молил великого князя и митрополита об учреждении первоначальных училищ, но не видно, чтобы желания его были исполнены [История Русской Церкви преосвященного Филарета Черниговского, изд. 3-е, III, с. 94].

Не было в храмах живой изустной проповеди Слова Божия: она, по необходимости, заменялась уставными чтениями из древних учителей Церкви. Люди неграмотные, составляющие огромное большинство народа, не могли освободиться от суеверия и ложных толкований, потому что поучения, писанные для древнего времени или другой страны, переведенные неясным языком и читаемые в церкви без всякого изъяснения, были для них совершенно невразумительны. Такое невежество народа открывало к нему свободный доступ всем учителям лжи, всем святителям ересей и расколов. Пагубные плоды такого посева увидим в последующее время.

Только смиренные обители иноческие продолжали распространять просвещение духовное по Русской земле; в них по-прежнему духовный опыт объяснял подвижникам тайны веры и благочестия; примеры святой жизни разливали свет и жизнь на современников. Во многих обителях списывали отеческие сочинения, заносили в летописи события современные, писали жития угодников Божиих.

Памятником пастырской заботливости святого владыки Новгородского Геннадия сохранился составленный им полный список Библии [Полный список священных книг Ветхого и Нового Завета, древнейший из всех доселе известных в России, написан в 1499 году в Новгороде, по воле святого Геннадия, и хранится в Московской Синодальной Библиотеке под № 915. Некоторые из Ветхозаветных книг помещены в переводе с еврейского, другие - с греческого, а некоторые - с латинской вульгаты. Превосходный обзор этой замечательной рукописи, составленный А. В. Горским и К. И. Невоструевым, помещен в описи рукописей Синодальной библиотеки, с. 1-164]. При этом он желал не только доставить православным возможность читать Священное Писание, необходимое для всех и почти никому недоступное [Отдельные священные книги нелегко было отыскать и самому владыке Новгородскому, как видно из Послания его], но и оградить простодушных от обольщений еретиков, которые выдавали подложные и баснословные сочинения за книги священные.

Другим знаменитым ревнителем и тружеником духовного просвещения был преподобный Иосиф, Волоцкий чудотворец. Уроженец Волока-Ламского он исходил из дворянского рода Саниных. Ученик опытного наставника, преподобного Пафнутия Боровского, Иосиф наследовал ему по желанию братии управление монастырем. Как пламенный приверженец общежительного жития, он предлагал братии ввести в обитель чин общежития, и когда предложение не было принято, тайно ушел на Белое озеро и там несколько лет в виде простого послушника на опыте изучал устав общежития, который был составлен преподобным Кириллом и сохранялся во всей строгости. Так у братии все было общее: и пища и одежда; собственности личной не было; послушание было совершенное, так что без благословения старца не делалось ни малейшего дела; в храме иноки вели себя благоговейно, каждый стоял на своем месте, погруженный в молитву; за трапезой безмолвно внимали чтению душеспасительных книг. Иосиф принял на себя послушание в хлебопекарне монастырской; между тем он старался точнее узнать устав преподобного Кирилла и беседовал со старцами, более прочих знакомыми с преданиями богомудрого основателя обители. Здесь Иосиф нашел тот порядок, который желал учредить в своем братстве. Посетив еще несколько монастырей [В это время он посетил Тверской Саввин монастырь, Савватиеву пустынь близ Твери, где подвизался тогда дивный старец Евфросин, проведший 60 лет безвыходно в пустыне, и видел преподобного Макария в Калязинской его обители], ревностный игумен возвратился в свою обитель, снова предложил братии правила общежития и, получив новый отказ, решился оставить навсегда Пафнутиев монастырь и основать свой собственный, чтоб устроить его по своему желанию. Для сего с семью преданными ему иноками он удалился в знакомые ему леса Волоколамские.

Князь Волоколамский Борис Васильевич, давно слышавший о добродетелях Иосифа, узнав о прибытии его в пределы Волоколамские, отдал в полную его волю выбор места для обители [Место для новой обители избрано Иосифом среди густого соснового леса, на берегу небольшой речки Струги, вливающейся в реку Сестру]. Она была основана преподобным Иосифом в 1479 году.

В самом начале существования монастыря ревностный основатель не имел возможности учредить общее житие; но когда число братии возросло значительно и удовлетворение внешних нужд обеспечено было обильными вкладами, тогда Иосиф учредил порядок общежительных монастырей, избрав образцом преимущественно устав Кирилло-Белозерского монастыря.

По правилу преподобного Иосифа у братии должно быть все общее: одежда, обувь, пища, питие; никто из братии без благословения настоятеля не мог взять в келию ни малейшей вещи, не должен был ничего ни есть, ни пить отдельно от других; хмельные напитки не только не позволялось держать в монастыре, но запрещалось привозить приезжающим и в гостиницу. К божественной службе должно было являться по первому благовесту и занимать в храме определенное для каждого место; переходить с места на место или разговаривать во время службы запрещалось. После литургии все должны были идти в трапезную, вкушать пищу безмолвно и внимать чтению. В свободное от службы время братия должна была участвовать в общих работах или, сидя по кельям, заниматься рукоделием. После повечерия не позволялось останавливаться в монастыре или сходиться, но каждый должен был идти в свою келью и с наступлением вечера исповедоваться отцу своему духовному, в чем кто согрешил в течение дня. Женщинам и детям запрещен был вход в монастырь, а братии - всякая беседа с ними [Строго запрещая женщинам входить в монастырь, преподобный Иосиф отказался даже принять престарелую мать свою - инокиню, когда она просила свидания с ним]. Без благословения никто не мог выходить за ворота. Для управления монастырем был совет из старцев.

Под руководством преподобного Иосифа братия подвизалась усердно на поприще иноческой жизни. Все время было посвящено или молитве, или трудам телесным. Пища была самая простая; все носили худые одежды, обувь из лык, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слезы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имели, кроме икон, книг божественных и худых риз, а потому у дверей келий и не было запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал еще по тысяче, другой и по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумерщвления плоти иной носил железную броню, другой - тяжелые вериги, третий - острую власяницу. Большая часть ночи проходила в молитве, сну предавались на короткое время, иной сидя, иной стоя. И все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля. Таким образом послушание освящало их, а любовь увенчивала. Каждый готов был помочь телесным и душевным нуждам своего брата. Знатность происхождения, мирская слава и богатство за вратами были забываемы. Приходил ли в монастырь нищий или богач, раб или вельможа, - они равны были: на каждого возлагались одинаковые труды, и почесть отдаваема была только тем, кто более подвизался и преуспевал на поприще иноческих подвигов.

Сам Иосиф во всем был примером для братии. Прежде всех приходил он в храм Божий, пел и читал на клиросе, говорил поучения и после всех выходил из храма. Была ли общая работа для братии, он спешил и здесь предварить всех, трудился, как последний из братии; носил такую убогую одежду, что часто его не узнавали; изнурял себя постом и бдением, вкушая пищу большей частью только через день и проводя ночи в молитве. Но не видали его никогда дряхлым или изнемогающим; всегда лицо его было светло, отражая душевную чистоту. С любовью помогал он братии во всех их нуждах; особенное внимание обращал на душевное состояние каждого, подавал мудрые советы и силу слова подкреплял усердной молитвой к Богу о спасении вверенных ему душ. Когда кто из братии боялся или стыдился открывать ему свои помыслы, опытный старец, провидя внутренние помышления, сам заводил беседу о них и подавал нужные советы. Ночью тайно обходил он кельи, чтобы видеть, чем кто занимается, и если слышал где разговор после повечерия, то ударял в окно, показывая свой надзор. Во время одного из таких обозрений заметил он, что кто-то крадет жито из монастырской житницы. Увидя Иосифа, вор хотел бежать, но Иосиф остановил его, сам насыпал ему мешок жита и отпустил с миром, обещаясь впредь снабжать его хлебом.

Благодетельное влияние Иосифа не ограничивалось одним монастырем, но распространялось на всю Волоцкую область. Слава добродетельной жизни Иосифа, мудрость наставлений, подкрепляемых свидетельствами Писания и Отцов Церкви, сила слова привлекали к нему многих. Князь Волоколамский Борис часто посещал его, открывал ему свою душу и руководствовался в жизни благочестивыми его советами. Сын его Иоанн был крестником и духовным сыном Иосифа. Вельможи и высшие сановники считали для себя за счастье удостоиться беседы с Иосифом, избирали его себе духовным отцом, с любовью исполняли его советы и исправляли жизнь свою по его указанию. Женщины, не имея возможности лично пользоваться наставлениями Иосифа, спрашивали советов его письменно или через своих духовников.

Особенно он любил помогать нуждающимся. Имел ли кто из поселян нужду в семенах для посева или лишался домашнего скота и земледельческих орудий приходили к Иосифу, и он снабжал всем нужным. В один год в Волоколамской области был голод. Не имея насущного пропитания, поселяне стекались к обители Иосифа, прося хлеба. В продолжение всего этого несчастного времени Иосиф питал около семисот человек, не считая детей. Чтобы дать приют некоторым из них и особенно детям, Иосиф построил подле монастыря странноприимницу и при ней церковь в честь Введения во храм Богородицы, велел покоить всех болящих и страждущих, кормить всех бедных, поставил здесь особого смотрителя, и эта странноприимница получила название "Богорадного монастыря". Когда истощились собственные средства обители, Иосиф, несмотря на ропот братии, делал займы и кормил бедных. В то же время убеждал и владетельных князей употребить свои меры для вспомоществования страждущим от голода. По устроению Промысла Божия, пожертвования преподобного Иосифа в пользу бедных не остались без вознаграждения, для новых воздаяний бедным. Великий князь Василий Иоаннович, лично удостоверившись в оскудении обители, обильными дарами спешил вознаградить издержки. Братья великого князя Симеон, Дмитрий и Юрий также присылали от себя пожертвования в обитель Иосифа.

Мы знаем уже подвиги преподобного Иосифа в борьбе с ересью жидовствующих. Твердые речи его на Соборе и богомудрые писания много способствовали к обузданию ереси [Ересь жидовствующих не прекратилась вполне, потому что из числа еретиков многие разбежались по разным окраинам Русской земли и впоследствии положили начало "секте иудействующих", которая существует и до сих пор. Позднее эта секта сливалась иногда с молоканством или подготовляла многих к принятию молоканства и духоборчества (Статья Ливанова "Тамбовские молокане и духоборцы в XVIII веке" в журнале "Всемирный труд", 1867, февраль, с. 252)] и успокоению Церкви.

Но вскоре неутомимый сберегатель мира церковного сам подвергся огорчениям в собственном своем монастыре. Главной причиной этих беспокойств был князь Волоколамский Федор Борисович. Он начал делать различные притеснения Иосифову монастырю, который принадлежал тогда вместе с владениями Волоцкого князя к епархии Новгородской. Чтоб избавиться от обид, преподобный Иосиф решился, по примеру некоторых других обителей [Иосиф оправдывал себя примерами монастырей Троице-Сергиева, Толгского и Каменного, которые от притеснений удельных князей перешли под покровительство великого князя], перейти под непосредственное покровительство великого князя и митрополита. В 1507 году желание его было исполнено, и он получил от великого князя несудимую грамоту.

Переход Иосифа из Новгородской епархии в область митрополита оскорбил владыку Новгородского: архиепископ Серапион [Святой Серапион был прежде сельским священником недалеко от Москвы и, овдовев, постригся в Дубенской пустыни, что на острове (см. в VI главе II части этих "Рассказов"), был там настоятелем, потом игуменом Сергиевой Лавры, а с 1506 года архиепископом Новгородским] подверг Иосифа церковному запрещению за то, что он без ведома и воли своего архипастыря уклонился из паствы его; а великий князь, приняв запретительную грамоту Серапиона личным оскорблением [Серапион писал в грамоте к Иосифу: "Почему ты передал монастырь свой в ведение великого государства? Ты отступил от небесного и перешел к земному". Великий князь понял эти слова превратно и после выговаривал святителю: "Ты назвал князя Феодора (Волоцкого) небесным, а меня - земным. Что я земной, это я знаю: но скажи мне, почему ты Феодора назвал небесным?"], объявил владыку лишенным кафедры и подверг тяжкому заключению в Москве, в Андрониевом монастыре. На Соборе 1509 года обвинили Серапиона в неправильном отлучение Иосифа, который желал, но не мог получить благословения архипастыря [По причине моровой язвы, свирепствовавшей тогда в Новгороде, великий князь поставил на дорогах заставы для прекращения сообщений с зараженным краем], а Иосифу выдали разрешительную грамоту. Спустя несколько времени двое богоугодных мужей - святитель и игумен - примирились, и прежняя любовь водворилась между ними [По примирении со святым Серапионом преподобный Иосиф испросил ему дозволение великого князя жить в любимой им Лавре чудотворца Сергия. Здесь, в тот самый час, когда Иосиф переходил в Жизнь Вечную, Серапион встал и сказал бывшим при нем: "Брат наш Иосиф преставился. Да простит ему Бог бывает подобное и с праведными". Святитель-страдалец, приняв схиму, мирно почил 16 марта 1516 года. Мощи его обретены нетленными 7 апреля следующего года и остаются под спудом в Серапионской палате близ Троицкого собора Сергиевой Лавры].

Пользуясь расположением великого князя, преподобный Иосиф последние годы жизни своей провел в мире. Но он подвергался тяжким и частым недугам. Перед концом жизни ослабело у него зрение, так что он с трудом видел, но не мог читать, едва мог ходить и в церковь, водимый и поддерживаемый братией. Чувствуя свою немощь и приближение к смерти, он вновь просил великого князя охранять своим покровительством монастырь, насажденный его потом и трудами и возвращенный молитвами и слезами. Чувствуя приближение кончины, он поручил братии избрать из своей среды преемника ему. Выбор пал на Даниила, старца, любившего нищету, пребывавшего в трудах, посте и молитвах. Преподобный Иосиф утвердил это избрание и после того часто беседовал со своим преемником об обязанностях его звания, завещал ему поступать во всем по духовной грамоте, написанной самим Иосифом, а братии внушал иметь любовь и почтение к новому игумену.

В последние дни своей жизни преподобный Иосиф принял великую схиму и пребывал постоянно в совершенном уединении и в молитвенной беседе с Богом. Во время церковного богослужения братия выносили его в храм: там, в уединенном месте, невидимый другими, он слушал церковную службу. В субботу, 8 сентября 1515 года, приобщившись Святых Тайн, он созвал всех братий, преподал им мир и благословение и при последнем прощании изрек им утешительное обетование. "Вот вам знамение, - сказал он, - если я получу некое дерзновение и милость у Господа, место сие святое не оскудеет, и обитель распространится". На следующий день братия отпела у него в последний раз утреню. В церкви богослужение еще продолжалось, и в то время, как там начали петь "Святый Боже", преподобный Иосиф, оградив себя крестным знамением, предал дух свой Богу 75 лет от рождения [Мощи преподобного Иосифа почивают под спудом в соборном храме основанного им монастыря. Житие его писано двумя учениками его: Досифеем Топорковым и Саввой Черным, епископом Крутицким. Память его празднуется повсеместно, по определению Собора 1591 года].

Из обители преподобного Иосифа вышло много великих подвижников. Некоторые из них возведены были на кафедры святительские: непосредственный преемник Иосифа, Даниил, был после митрополитом. Ростовский архиепископ Вассиан II, брат Иосифа; епископы Смоленский Савва Слепушкин, Коломенский Вассиан Топорков, Тверской Акакий, Крутицкие Савва Черный, Нифонт и другие были постриженниками и учениками богомудрого игумена Волоколамского. Из простых иноков замечательны по своей жизни Герасим Черный и Кассиан Косой, пришедшие с Иосифом из Пафнутиева монастыря. Первый из них, строгий постник, жил впоследствии вне обители, в затворе, занимаясь молитвой и рукоделием. Одним из главных его занятий было списывание книг. Кассиан Косой ни летом, ни зимой не носил обуви, не знал меховой одежды; он так изнурял себя постом, что преподобный Иосиф находил нужным умерять его подвиги.

Известен также по жизни добродетельной Иона Голова, в мире бывший приставником у детей князя Бориса. В одно время он не досмотрел за князем Феодором, который упал и повредил себе язык. Избегая гнева князя, он удалился, как в тихое пристанище, в обитель Иосифа, постригся в монашество и проходил самые тяжелые послушания, непрестанно пребывая в трудах и молитве. Непрестанное сокрушение и смирение наделили его обильным даром слез, а любовь и святость жизни привлекали к нему всех. Проходящие мимо обители воины брали хлеб, который он пек, на благословение, а больные для исцеления. Ему отдался в послушание племянник его, юный Епифаний, оставивший двор князя Бориса и убежавший от похвалы человеческой, чтоб удостоиться благословения Божия. Шесть лет провел он в беспрекословном повиновении своему духовному отцу, подвизаясь в молитве; никакое обидное слово не могло вызвать с его стороны гнева и ропота. Через 14 лет по кончине Епифания тело его найдено было нетленным. Славится также своим благочестием Дионисий, из рода князей Звенигородских: он исправлял послушание в хлебопекарне за двоих братий и каждый день прочитывал по 77 псалмов и полагал по 3000 земных поклонов. Но, любя уединение, он выпросил себе у Иосифа позволение идти на Белоозеро к Нилу Сорскому. С ним вместе удалился туда и другой знаменитый инок Иосифова монастыря Нил Полев из рода князей Смоленских. Князь Андрей Андреевич Голенин-Ростовский был душевно привязан к Иосифу и любил слушать его наставления. Однажды, отправившись на охоту, он заехал в монастырь Иосифа, вошел в церковь, где совершалась Божественная служба, и, пав к ногам Иосифа, умолял его немедленно постричь в монашество, повторяя, что он не выйдет из храма, пока не исполнится его желание. И тут же, свергнув с себя драгоценную одежду, облекся в грубую власяницу инока и получил при пострижении имя Арсений. Свое имение он подарил монастырю, а слуг отпустил на свободу. Отданный в послушание Ионе Голове, он разделял с братией все труды, держал чреду на поварне и в хлебопекарне, ходил за больными. Никогда не видали его праздным; одежду носил он одинаковую с братией и питался той же пищей, что и все [По кончине преподобного Иосифа Арсений часто ходил на могилу его и умолял со слезами, чтобы взял его к себе, если он обрел благодать у Бога. Иосиф явился ему во сне и сказал: "Знай, что я получил благодать от Бога, и ты скоро перейдешь в лучшую жизнь". Действительно, Арсений вскоре заболел и, приняв схиму, скончался].

Писания преподобного Иосифа по большей части находятся в тесной связи с обстоятельствами его жизни: та же ревность о славе Божией и вечном благе своей братии, которая одушевляла его во всех делах, открывается и в сочинениях праведника. Преподобный Иосиф одарен был обширной и твердой памятью; при светлом уме, при опытности в духовной жизни он обладал обширными сведениями [Заметим, что преподобный Иосиф, хотя не знал по-гречески, но приводит в своих писаниях места почти из всех великих отцов Греческой Церкви и даже из многих не очень важных писателей. Это доказывает, как богата была в его время славянская письменность переводами отеческих творений. Преподобный Иосиф любил собирать книги; многие из учеников и преемников его подражали в этом отцу своему, так что в Волоколамском монастыре составилась весьма обширная библиотека, из которой в недавнее время часть рукописей поступила в Московскую Духовную Академию, а другая - в Московскую Епархиальную библиотеку]. Главное из творений его - шестнадцать слов против еретиков и жидовствующих, известное под общим наименованием "Просветителя". Здесь богоносный игумен является глубоким богословом, основательно защищающим догматы и постановления христианской Церкви цитатами из Священного Писания и свидетельствами Отцов Церкви, а иногда объясняющим и своими умозаключениями. В предисловии к этой книге, изложив сущность новгородской ереси, он говорит о Соборе, бывшем против еретиков при Зосиме, и о нечестивых мнениях самого Зосимы. После сего, прерывая повествование, он опровергает еретические мнения в XIV Словах. В XV Слове он доказывает, что не всякого еретика тотчас же после покаяния можно допускать к общению с Церковью, но нужно различать свойство и тяжесть ереси и отступление от веры. Рассматривая действия новгородских еретиков после Собора, бывшего на них при Зосиме, до второго Собора, преподобный Иосиф доказывает, что с такими еретиками нельзя поступать снисходительно. В XIV Слове он старается доказать, что раскаяние, под страхом казни не должно освобождать кающегося от наказания.

Основатель Волоколамского монастыря желал оградить обитель свою определенными правилами, дабы своеволие не ввело в нее, ко вреду духовной жизни, своих обычаев. В таком духе написан им "Устав монастырю" в 14 главах [Особенно замечательна Х глава "Устава", заключающая в себе прекрасное описание иноческой жизни по наблюдениям преподобного Иосифа во время путешествий его по монастырям. Это описание напечатано в Чтениях Московского Общества Истории и Древностей Российских за 1848 г.]. В заключение Устава приложены "завещание, или духовная грамота, грешного, или худого, игумена Иосифа" и дополнительные правила для иноков.

Сверх того преподобный Иосиф оставил после себя много посланий, написанных им во время борьбы с еретиками по поводу спора со святым Серапионом и для назидания разных лиц в жизни духовной [Послания и другие сочинения преподобного Иосифа перечислены в обзоре Русской Духовной Литературы преосвященного Филарета Черниговского. Ч. I, с. 121-126].

Чтобы ближе ознакомить читателей с писаниями преподобного Иосифа, извлечем из них наставления его о том, как надобно служить единому Богу.

"Прежде всего возлюби Господа Бога всем сердцем и всем умом твоим и крепостью; пусть не отлучает тебя от любви Божией ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни грядущее. Пусть все правила и привычки твои будут угодны Богу... Мало говори и много размышляй; не будь дерзок в слове, не излишествуй в беседе, не будь склонен к смеху, украшайся стыдливостью. Трудись руками своими, благодари за все, терпелив будь в скорби, охраняй сердце от гордости и худых помышлений. Не засматривайся на жизнь ленивых, а ревнуй житию святых; радуйся успехам добродетельных, но не завидуй. Плачь о согрешающих, но не осуждай их, - есть Судия, Который воздаст каждому по делам его. Не оправдывай себя, а признавай себя грешником пред Богом и людьми; не беседуй льстиво; не клевещи ни на кого и не слушай клеветы. Пусть ярость не доходит до насилия, и похоть не владеет тобой; не гневайся напрасно и не думай о мести, чтобы платить злом за зло. Пусть укоряют тебя, но ты не укоряй; пусть бьют тебя, но ты не бей; пусть обижают тебя, но ты не обижай. Остерегайся бесед женских и вина: то и другое отуманивает даже самых умных людей. Совершая заповеди Господа, не будь печален, а жди награды от Бога и ищи Жизни Вечной.

Читай завещанные книги и, отнюдь, не читай запрещенных. Ищи небесного и не жаждай земных благ: над ними растянута сеть - увязнешь, как птица. Откажись от мирской мудрости и умудряйся во Христе. Одно дело мудрость Его и другое - мудрость мира, который распял Христа, Господа славы.

Пусть исходит из уст твоих слово утешения, укрепляя любовь к тебе других. Беседуй с лицом веселым, чтобы весело было и разговаривающему с тобой. Разговаривая с бедняком, не оскорби его: кто обижает нищего, оскорбляет Создателя. Не стыдись кланяться всякому, как созданному по образу Божию. Старшего летами постарайся почтить; с равными встречайся мирно; младших принимай с любовью; пред почтенными не ленись стоять. Алчущего накорми, жаждущего напои, как повелел Господь, нагого одень, странного введи в дом, больного посети; дойди до темницы и узнай беду тамошних; чего требуют, подай; поскорби, вздохни и прослезись с ними; вспомни, что многие из них страждут за один какой-нибудь грех, а мы постоянно грешим и, однако, живем счастливо. Так скорби о грехах своих, воздыхай о соблазнах и падениях города, где живешь.

Ищи человека, боящегося Бога и служащего Ему всей душой, и к нему прилепись душой и телом. Если нашел ты такого человека, будь покоен: ты нашел ключ к Царству Небесному. Следуй ему во всем, внимай словам его, делай приятное ему. Монастыри и дома святых пусть будут для тебя пристанищем; прибегай к ним, принимай в них участие, утешай их в нищете их. Если есть у тебя нужное для них, принеси им: ты отдашь это в руки Божии. Пойми, чего требует Царь Небесный от твари своей - малой и легкой милостыни. Подай же малость и получишь вечное; подай немногое и возвратится тебе во сто раз. Милующий убогого дает взаймы Богу.

Мир этот прейдет мимо нас, и слава его исчезнет; а придет Господь с Небесными Силами, поставит каждого на суд и каждому воздаст по делам его. Помни, что можешь завтра же увидеть, как разверзнутся небеса, сойдут ангелы, и ты станешь пред Страшным Судилищем и будешь давать отчет в твоей жизни, в делах, словах и мыслях. Позаботься же о себе, вспомни грехи свои, не забывай о суде. Помни, что ты человек смертный, немощный и подверженный страстям. Помни, что ты живешь в жизни печальной, погубившей многих добрых и злых, умных и неумных, богатых и бедных. Помни, что ты человек слабый, не можешь вынести ни труда одного дня, ни бдения одной ночи. Вспомни, сколько ты грешил пред Богом в юности своей. Подумай, сколько там под землей душ, оскорблявших Бога, желавших получить малый отдых и не получивших. Подумай, как часто поднималось море жизни нашей от плоти нашей, сколько бурь и мятежей, сколько ветров, сколько грехов, сколько слез по городам, домам и торгам! Подумай, сколько было людей после Адама, и все прошли без следа. Прославились на небе и на земле лишь те, кто жил по заповедям Божиим. Что в этом мире не ложь? Все полно болезни и страха. Рождение наше - со страстями, и смерть страшна. А что будет до смерти, неизвестно; все пути наши печальны. Плоть наша неумерима. Здоровая воюет, немощная печалит нас; не давай ей хлеба - ослабеет. Кто в этой жизни прожил без скорби? Кто не стонал? Сколько обманутых жизнью! Подумай, что скоро, скоро оставишь ты все видимое: и эту землю, и это небо, и этих людей. Подумай, как ничтожен ты телом и душой. Малая скорбь одолевает тебя, малое слово громит тебя, малая болезнь, как огонь, обжигает тебя и ввергает в скорбь. Каждое веселье света оканчивается печалью. Ныне играют свадьбу, завтра плачут над мертвецом. Ныне рождаются, завтра погребаются. Ныне радость, завтра слезы. Ныне богат, завтра нагой. Ныне знатен, завтра труп, поедаемый червями. Содрогнемся и вострепещем. Что с нами будет, не знаем. Покаемся теперь; после смерти нет покаяния. Что сделаем здесь, то и найдем там; что посеем, то пожнем" [Эти наставления извлечены нами из книги "Русские святые" (сентябрь, с. 39-45)].

Другим путем, но к той же цели - спасению своей души и пользе ближнего - шел великий отец Русской Церкви, преподобный Нил Сорский из дворянского рода Майковых. Он родился в 1433 году и положил начало иноческой жизни в Кирилловой обители, где пользовался советами мудрого и строгого старца Паисия Ярославова. Спустя некоторое время он пошел с учеником своим и сотрудником монахом Иннокентием к святым местам восточным и несколько лет провел на Афонской Горе и в монастырях Константинопольских. В это время он особенно напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого. Душеспасительные уроки сих богомудрых отцов не только изучил он умом и сердцем, но обратил в жизнь и постоянное упражнение [Преподобного отца нашего Нила Сорского предание ученикам о житействе скитском. М., 1894, с. 1и 2].

Возвратясь в Белозерский монастырь, преподобный Нил уже не остался жить в нем, но срубил себе келью невдалеке от него; потом отошел на 15 верст, где, водрузив крест, поставил сперва часовню и уединенную келью и при ней ископал кладезь, а когда собралось к нему для жительства несколько человек братии [Братии было немного: иеромонах, диакон и 12 старцев. Преподобный Нил и не желал принимать к себе многих, потому что усердных исполнителей правил его оказывалось весьма мало], то построил деревянную церковь Покрова Богородицы. Отсюда писал он к другу своему Иннокентию: "Когда мы жили вместе с тобой в монастыре (Кирилловом), ты знаешь, как удалялся я мирских связей и старался жить по Священному Писанию, хотя по лености моей и не успевал. По окончании странствования моего пришел я опять в монастырь, устроил себе вблизи его келью, жил сколько мог. Теперь переселился я вдаль от монастыря, нашел благодатию Божией место по мыслям моим, мало доступное для мирских людей, как сам ты видел [Дико, мрачно, пустынно место, избранное преподобным Нилом. Речка Сорка чуть струится по болотистой, низкой местности, на которой устроен скит. Там целы еще выкопанные дивным подвижником небольшой пруд и колодезь с весьма вкусной водой, целебной для верующих. Еще цела власяница преподобного Нила: волосья ее колются, как иглы]. Живя наедине, занимаюсь испытанием духовных писаний: прежде всего испытываю заповеди Господни и их толкование и предания Апостольские, потом жития и наставления Святых Отцов. О всем том размышляю и что, по рассуждению моему, нахожу богоугодного и полезного для души моей, переписываю для себя. В этом жизнь моя и дыхание. О немощи моей и лени возложил упование на Бога и Пречистую Богородицу. Если что случается мне предпринимать и если не нахожу того в Писании, на время отлагаю в сторону, пока не найду. По своей воле и по своему рассуждению не смею предпринимать что-либо. Живешь ли отшельнически или в общежитии, внимай Святому Писанию и следуй по стопам Отцов или повинуйся тому, кто известен тебе как муж духовный в слове, жизни и рассуждении... Святое Писание жестоко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божиим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле. Иные не хотят смиренно испытывать Святое Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто Писание не для нас писано и не должно быть выполняемо в наше время. Но истинным подвижникам и в нынешние, и во все века слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро; заповеди Господни для них дороже золота и камней драгоценных, слаще меда и сота".

Как для себя, так и для учеников своих, преподобный Нил поставил правилом не общежительное житие, а строгое скитское (аскетическое). При построении храма надлежало сделать на болотистой почве высокую насыпь, тем более, что под церковью назначалась братская усыпальница. Руками богомудрого старца и живших при нем скитников насыпан был высокий холм для храма и усыпальницы. Кельи были поставлены на возвышении; каждая от другой и от храма - на расстоянии брошенного камня. Скитники собирались в храм свой, по примеру восточных, только по субботам, воскресеньям и праздникам; в прочие дни каждый молился и трудился в своей келье. Всенощная скитская продолжалась во всю ночь в полном смысле слова: за каждой кафизмою предлагалось по три и четыре чтения из Святых отцов. Во время литургии пели только Трисвятую песнь, аллилуия, херувимскую и "достойно"; все прочее читалось протяжно, нараспев. В субботу приходили в братскую усыпальницу, где совершалась панихида за упокой усопших. В завещании ученикам преподобный Нил так изображает внешнюю сторону скитского жития: "а) Пропитание снискивать трудами рук, но не заниматься даже земледелием, так как оно по сложности своей неприлично отшельнику. б) Только в случае болезни или крайней нужды принимать милостыню, но не ту, которая могла бы служить кому-либо в огорчение. в) Не выходить из скита. г) В церкви не иметь никаких украшений из серебра, даже и для священных сосудов, а все должно быть просто. д) Здоровые и молодые должны утомлять тело постом, жаждой и трудом, а старцам и слабым дозволяется успокоение в известной мере. е) Женщинам отнюдь не входить в скит". Немногосложно правило для наружной жизни! Но преимущественный труд и подвиг скитского жития состоит во внутреннем подвижничестве, в бдительности над состоянием души, в очищении ее молитвой и богомыслием. Сие-то подвижничество преподобный Нил и изображает довольно подробно для учеников своих и в обширном сочинении "Предание о жительстве от Святых отцов учеником своим", или скитском уставе [Скитский устав преподобного Нила напечатан в Истории Русской Иерархии V, 214-236, но не совсем исправно; более исправная редакция его - в вышеупомянутой брошюре (см. прим. 26); в переводе на современный язык - в книге А. Н. Муравьева "Русская Фиваида на севере". Там же помещены отрывки из посланий преподобного Нила, доныне еще не изданных].

Сколько устав преподобного Иосифа Волоцкого отличается внешней строгостью, столько творения дивного подвижника Сорского - глубокими сведениями о внутренней жизни во Христе [Общежительных уставов, писанных для разных монастырей, было несколько (Корнилиев, Кириллов, Иосифов и другие); но наставником жизни созерцательной остался один Нил Сорский, великий отец скитников (аскетов)]. Введенный им неслыханный дотоле на севере скитский образ жизни, полное отречение от всего земного, высказанное им на Соборе [Один современник говорит о мнении, предложенном Собору преподобным Нилом: "Некоторые отцы, любители пустынного уединения и внутреннего безмолвия (преподобный Нил Сорский со старцем своим Паисием Ярославовым и немногими другими), скорбели о том, что монастыри владеют селами, и полагали, что напрасно монахи произносят отречение от мира, потому что они, так же как и миряне, волнуются и ссорятся за доходы с имений, ходят по судам и заводят тяжбы. В этом убеждении они высказали свой образ мыслей Собору и самодержцу, уважавшему их за крепкую жизнь и великие добродетели" (Русская Святость, апрель, с. 20)], и заботы об исправлении испорченных переписчиками церковных книг восстановили многих против преподобного Нила и учеников его; но он продолжал терпеливо идти путем своим, не обращая внимания на клевету людскую.

Преподобный Нил предал дух свой Господу 7 мая 1508 года, достигнув 75-летнего возраста. Перед кончиной он заповедал ученикам своим: "Молю вас, бросьте тело мое в пустыне, потому что оно согрешило пред Богом и недостойно погребения; пусть растерзают его звери и птицы. Или, если хотите, выкопайте яму и положите его туда без всякого уважения. Бойтесь слова, сказанного великим Арсением, ученикам его: "На суд стану с вами, если кому отдадите (для почитания) тело мое. Во всю жизнь я избегал чести и славы века сего; того не желаю и по смерти". И предсмертное желание великого ревнителя нищеты и смирения исполнилось: обитель его осталась одной из самых малолюдных и бедных на севере России, и святые мощи его почивают под спудом в убогой часовне [Царь Иоанн Грозный в 1569 году хотел построить каменный храм над гробницей преподобного Нила. Но богоносный ревнитель скитской простоты в сонном видении запретил царю эту постройку. Прошло несколько столетий, и уже в наше время возобновилась мысль о каменной церкви в честь преподобного Нила; церковь была построена, но своды ее обрушились над самой ракой основателя обители, причем чудесно спаслись от смерти трое каменщиков, работавших в церкви ("Русская Фиваида", с. 353)].

И дальние окраины севера, суровые берега и острова "Студеного моря" (как называли наши предки Северный океан с его заливами) населились пустынножителями. В начале XV века пришел (неизвестно откуда) на корельский берег Белого моря преподобный Евфимий. Но едва усердный труженик успел построить храм святителя Николая и несколько келий, как в 1419 году норвежские разбойники напали на монастырь, сожгли церковь и умертвили нескольких иноков. Вскоре за тем сыновья Марфы-посадницы, владевшей на севере огромными пространствами земли, осматривая имения свои, утонули в устье Двины [Потонувший Феликс и Антоний были сыновья Марфы от первого ее брака с Филиппом Васильевичем и кончили жизнь в молодости, потому что в 1470 году мы видим Марфу уже вдовой после второго ее брака с Исааком Борецким, матерью взрослых сыновей Борецких: посадника Дмитрия Исааковича и других. Один из числа утонувших, Феликс, при жизни своей был известен благотворительностью: он дал Михаило-Архангельскому монастырю, что на устье Двины, земли с топями на морском берегу (Акты Юридические, № 110, с. 144). Над могилами сыновей Марфы построена часовня, и там сохранились портреты их. В том же монастыре хранится изображение будто бы самой Марфы-посадницы, но вся одежда и обстановка до мельчайших подробностей весьма похожи на портреты другой Марфы - Романовой, матери царя Михаила Федоровича, хотя самое лицо различно. Невольно возникает сомнение: не снято ли изображение древней новгородской боярыни с портрета "великой старицы" Марфы Иоанновны?] и были погребены в развалинах разоренной обители, а мать их доставила богатые средства для возобновления церкви и келий. Блаженный Евфимий известен не только заботами по устройству монастыря, но и по ревности к просвещению дикого Карельского края светом евангельской истины. Он просвещал заблудших словом и примером жизни своей. Преставление преподобного Евфимия последовало около 1435 года [В древних святцах записаны между святыми, покоящимися в Корельской обители, не только Антоний и Феликс под названием "праведных", но и "преподобный Стефан, подвижник и преподобные отцы Исаия и Никифор, новые чудотворцы"].

Почти в то же время на одном из бесплодных островов Белого моря возникла обитель иноческая, которой суждено было занять одно из самых видных мест между монастырями Русской земли.

В Белозерской Лавре преподобного Кирилла подвизался инок Савватий. Безответное послушание игумену, кроткая любовь к братии и строгая жизнь приобрели ему уважение всех. Это тяготило старца, и он решил скрыться в безмолвном месте. Услышав, что в Новгородской стороне на озере Нево (Ладожском) есть остров Валаам и на нем - монастырь, отделяемый от мира водой, любитель смирения и безмолвия собрался на этот тихий остров; Белозерские иноки не без скорби расстались с подвижником Божиим. На Валааме Савватий был также иноком послушливым и безответно выполнял поручения, не спрашивая и себя, для чего требуют того или другого. Дошло до слуха Савватия, что еще дальше на севере есть Соловецкий остров [Острова Белого моря, числом шесть, известные под названием Соловецких, находятся в 150 верстах от берега Кемского уезда, в 180 от Онеги и 400 от г. Архангельска. Главный из них - Соловки - длиной от севера к югу около 25, а шириной до 16 верст. Остальные пять островов называются: Анзерский, Большой и Малый Муксальнские и два Заяцких. Около них множество мелких островков, или "корг", и отмелей], никем необитаемый, весьма тяжелый для пребывания на нем, редко доступный даже для рыбаков. Загорелась душа пустыннолюбивого старца желанием пожить там в любезном безмолвии. Когда объявил он о своем желании игумену и братии, они никак не хотели расстаться с Савватием. Чудная ревность к суровым подвигам! Убеленный сединами старец ночью бежал с Валаама. Когда достиг он берега Белого моря и стал расспрашивать прибрежных жителей о Соловецком острове, они рассказали ему, что остров велик, с озерами, лесами, горами, но необитаем оттого, что очень неудобно сообщение с ним. Этот рассказ еще более воспламенил в старце желание поселиться там. "Чем же ты будешь питаться и одеваться там, старец, когда ты так беден и дряхл?" - спросили люди, с которыми беседовал Савватий. Подвижник отвечал: "У меня такой Владыка, Который и дряхлости дает силы свежей юности, и голодных питает до сытости". Старец решился остаться на время в часовне, стоявшей вблизи устья реки Выга [Здесь теперь волость Сороки на Карельском берегу]. Здесь увидался он с отшельником Германом и от него узнал еще более, как благоприятен для безмолвия остров. Герман изъявил готовность не только проводить его до острова, но и поселиться с ним там. На малой ладье отправились они по беспокойному морю и, хранимые Господом, на третий день счастливо достигли берега. Близ горы Секирная, на расстоянии 12 верст от нынешней обители, поставили они крест [На этом месте впоследствии сооружена пустынь с часовней преподобного Савватия и несколькими кельями] и себе кущи. Это были первые отшельники на дальних Соловках. Подвиги их с 1429 года освятили негостеприимный остров сурового севера. Это отшельничество далеко тяжелее отшельничества восточного. На здешней почве нельзя было иметь никакой растительной пищи, а страшный холод зимы и сырость осени сжимали самую жизнь в организме телесном. Подвижники Божии терпеливо выносили все перемены климата в своих хижинах, согреваясь любовью к Господу; они молились и пели псалмы, ожидая вечности блаженной.

Когда прибрежные жители Кеми услышали, что на Соловецком острове поселились монахи, они позавидовали и послали туда одну семью, с тем чтобы она, ознакомясь ближе со средствами острова, открыла удобства и другим для поселения. Раз Савватий пел с другом своим воскресную всенощную и вышел покадить крест, поставленный пред кельей. Неожиданно слышит он крик и вопль и в смущении спешит в келью сказать о том Герману. Оградясь крестным знамением, Герман идет на голос крика и видит только рыдающую женщину. "О чем ты так плачешь?" - спросил он. "Я шла к мужу, - отвечала она, - и вдруг встретились мне двое юношей светлых, с гневом стали жестоко бить меня и говорили: бегите отселе, не для вас это место, сонмы иноков будут здесь славить Бога, - бегите, чтобы скорая смерть не постигла вас. И мгновенно исчезли они". Герман рассказал старцу, что узнал, и оба прославили Господа за Его дивную волю.

На шестом году соловецкой отшельнической жизни авва Герман для нужд келейных отправился на берег к реке Онеге. После того в том же году старцу Савватию было извещение о скором разрешении его от уз телесных. Он поспешил на твердую землю, чтобы приобщиться Святых Тайн, и в два дня на утлой ладье достиг берега. Там встретил он игумена Нафанаила, жившего при часовне на реке Выга; рассказав о себе, где он жил, Савватий просил преподать ему разрешение и приобщить Святых Тайн. Нафанаил спешил напутствовать больного и просил святого старца идти в часовню и там ждать его до утра. "Не весте, что утре будет", - сказал старец и просил не отлагать исполнения просьбы его до утра. Игумен исполнил желание святого старца и просил подождать его в часовне, чтобы насладиться духовной беседой. "Как Господу угодно, так и будет", - отвечал старец и пошел к часовне. В это время прибыл на берег новгородский купец Иоанн. Помолясь в часовне, зашел он в келию и здесь увидел благолепного старца. Усладясь беседой его, купец предложил ему богатое подаяние. "Мне это не нужно, - сказал старец, - раздай бедным", и объяснил, как много значит для души подаяние милостыни. Купец опечалился тем, что святой старец не принял у него ничего для себя, и Савватий с лаской любви сказал ему: "Останься, друг, до завтра здесь, не будешь жалеть о том, и путь твой будет покоен". Купец отвечал, что ныне же должен отправиться в море. Но едва вышел из келии, как в море поднялась буря. Пришлось и против желания остаться на берегу. Наутро добрый купец пришел принять благословение у старца; с молитвой толкнул дверь, ответа не было, взошел в келию и увидел старца, сидящего в куколи и мантии, с кадильницей в руке, но не слышал ответа на приветствие: старец скончался с молитвой на устах. Это было 27 сентября 1435 года. Пришедший игумен Нафанаил вместе с Иоанном похоронили почившего подвижника.

По кончине преподобного Савватия остров, освященный его молитвами и подвигами, не надолго остался необитаемым. В поморский край пришел инок по имени Зосима [Преподобный Зосима был родом из села Толвуя, на берегу Онежского озера; неизвестно, в какой обители он постригся], искавший удобного места для безмолвия. При устье реки Сума встретил он блаженного авву Германа и узнал от него о подвигах преподобного Савватия. Зосима обрадовался и вместе с Германом пустился в ладье через Белое море на Соловецкий остров. Прибыв безбедно на желаемое место, пустынники ходили по острову с мыслью, где бы Бог благословил устроить обитель, и остановились недалеко от морского берега, на берегу озера с приятной водой. Они поставили себе кущи и провели ночь в молитве. Это было в 1436 году. Наутро преподобный Зосима вышел из хижины и увидел над местом их необыкновенный свет и парящую на воздухе церковь. Незнакомый еще с видениями, он ужаснулся и в страхе поспешил в кущу. Старец Герман, увидев изменившееся лицо его, понял, что он видел что-нибудь особенное и спросил: "Что случилось с тобой, брат мой? Ты видел что-то необыкновенное". Зосима передал ему, что видел. Старец рассказал ему, в свою очередь, как еще при Савватии прогнаны были с того места мирские люди, и как оно свыше назначено было для пребывания иноков. Обрадованный уверением небесным о назначении места, Зосима утвердился в намерении основать здесь обитель. Помолясь Господу, отшельники начали рубить деревья для сооружения кельи; днем они занимались работой, а ночь проводили в молитве. В исходе лета Герман отправился на Сумский берег, чтобы запастись хлебом, и надеялся возвратиться осенью. Но ветер, а потом и снег не позволили ему пуститься в море, и он провел зиму на берегу. Зосима остался один, но возложил упование на Господа. Он удвоил молитвенные бдения свои [Еще цела в Синодальной библиотеке (№ 708) рукописная псалтирь, по которой, как видно из собственноручной приписки святого митрополита Филиппа, "правил правило сам Зосима-чудотворец"]. Духи злобы стали тревожить отшельника разными призраками, домогаясь прогнать его с места, но Зосима подвизался твердо. "Если дана вам, - говорил он, - власть надо мною, делайте что хотите; если же нет, напрасно трудитесь". Призраки исчезли. Но стала грозить голодная смерть: скудный запас хлеба исчезал. Зосима обратился с молитвой к Господу о помощи. И вот приходят к нему два человека с запасом хлеба, муки и масла и говорят: "Возьми это и положи у себя; если будешь иметь нужду, можешь употреблять в пищу до нашего возвращения". Зосима не успел спросить, кто они и как зимой попали на остров. Напрасно прождав их немалое время, он понял, что это - помощь от Господа, и возблагодарил Его. Весной Герман привез с собой запас хлеба и рыболова Марка со снастью для рыбной ловли. Духовные друзья прославили вместе Господа за дивную благость Его.

Когда разнеслась молва о новом подвижнике Соловецком, к преподобному Зосиме стали приходить любители безмолвия, и он принимал их с любовью. На месте дивного видения срублен был небольшой храм Преображения Господня и при нем трапезная. Послали одного монаха в Новгород испросить благословения архипастыря и антиминс для нового храма. Возблагодарив Господа за благодать, одушевившую таким мужеством рабов Его, святитель [Вероятно, святой Евфимий (1429-1457), хотя писатель жития преподобного Зосимы Досифей по ошибке называет святого Иону, который вступил на епископство не ранее 1458 года] решил послать игумена Павла с антиминсом для освящения храма и для управления новым братством. Так началась обитель Соловецкая. Для содержания своего братия рубили дрова, копали под огород землю, доставали из озер соль. Последнюю время от времени продавали они сторонним людям, которые стали ездить на остров и взамен соли привозили хлеб. Приобретая трудами рук средства к жизни, иноки по наставлению и примеру Зосимы ревностно славили Бога в храме и довольны были малым. Но жадная зависть подняла войну против пустынников. Боярские люди явились на остров и отнимали у иноков рыбную ловлю. "Это отчина бояр наших", - говорили они, тогда как дотоле никто не жил на острове. Лопари также жестоко обижали иноков. Эти нападения злости также тревожили Зосиму. Старец Герман успокаивал его. "Нужны терпение и молитва", - говорил он. Между тем игумен Павел недолго мог вытерпеть трудности жизни на суровом и глухом острове. После него были еще два игумена, но и они возвратились в Новгород.

Так как настоятели, посылаемые на остров, не могли ужиться там, то братия решилась избрать игумена из своей среды, и стали они просить первоначальника своего, преподобного Зосиму, чтобы он принял на себя игуменство. Но смиренный подвижник не хотел и слышать о том. Пустынники собрались к Герману и сказали: "Мы собрались сюда для подвижника Божия Зосимы, из нас никто не может быть игуменом; игуменом должен быть тот, кому поручили мы души свои". Затем тайно отправили посла в Новгород, чтобы архипастырь вызвал и посвятил в игумена Зосиму. Святитель согласился и, вызвав Зосиму, убедил его принять сан священства и игуменства. В Новгороде уже слышали о чудном подвижнике соловецком, и многие желали получить от него благословение в домах своих. Преподобному игумену Зосиме дарили для обители церковную утварь и хлеб; другие вызывались помогать обители в возможных нуждах.

Возвратившись на свой остров, преподобный Зосима ревностно занялся устроением внутреннего быта обители. Постановив непременным правилом для нее общежитие, он внушал братии вести жизнь иноческую так, как заповедали великие отцы общежития: не желать и не искать для себя, а заботиться об общем покое; в храме стоять со страхом Божиим, не сходить с места до конца службы, не разговаривать с другими, в трапезе сохранять молчание и внимать назидательному чтению. Поныне известен устав его о жизни братии. "Игумен, - говорится в нем, - священники, старцы, вся братия едят и пьют в трапезе; кушанье - для всех одинаковое; по келиям, за исключением больных, нет стола; из трапезы не выносят еды и питья. Одежда и обувь выдаются из казны. Если кто может, покупает себе келию; иначе живут в келиях обители. Дохода нет никакого ни священникам, ни братии, ни служащим в монастыре и за монастырем: все нужное для каждого выдается из казны" [Описание Соловецкого монастыря, составлено архимандритом Досифеем. Ч. I, с. 222].

Бог благословил монастырь по молитвам угодника Своего. По двум грамотам [Обе подлинные грамоты: вдовы посадника Борецкого Марфы на земли при устье реки Сумы и Новгородского веча на право владения Соловецким островом с прочими островами, принадлежащими к нему, хранятся в монастырской ризнице. Вечевая грамота писана на пергаменте за подписью святого владыки Ионы, посадников и тысяцких, при ней 8 свинцовых печатей] новая обитель получала земли по реке Суме и право на владение целым островом Соловецким и другими соседними островами.

Слух о высокой духовной жизни преподобного Зосимы привлекал на остров ревнителей вечного спасения со всех сторон. Приходили священники, диаконы, причетники, иноки, желая жить с преподобным и пользоваться наставлениями его: старец принимал их с любовью. Даже лопари и чудь, даже норвежцы приходили к преподобному Зосиме и поучались душевному спасению. Мало зная язык русский, они слушали язык сердца чистого, которое без слов говорит сердцам о Боге и вечности [Воевода Каянского войска Феодор с двумя подвоеводами, "дети Корельские, Вымольцы и Тиврульцы, и все войско Каянское", наученные вере Христовой преподобным Зосимой, дали при преемнике его колокол в Соловецкую обитель (Православный Собеседник, 1860, № 2, с. 27)].

В 1465 году по совету Кирилловских иноков [Иноки Кириллова Белозерского монастыря, свидетели добродетельной жизни преподобного Савватия, писали в Соловецкую обитель и советовали перенести мощи его туда, где он много лет трудился. В том же письме сообщено известие о знамениях и чудесах при гробнице преподобного Савватия и о том, как он сохранил от потопления на море купца Феодора, родною брата того Иоанна, который беседовал с ним перед блаженной его кончиной. Когда раскопали уединенную могилу дивного подвижника, воздух наполнился благовонием; нетленные мощи по перевезении на остров были положены за алтарем Преображенского храма, и на гробнице поставлен образ] преподобный Зосима перенес мощи преподобного Савватия, уже прославленные чудесами, с берега реки Выга в свою обитель. Между тем люди мира грешного не переставали оскорблять иногда Соловецких иноков. Блаженный игумен отправился в Новгород. "Часто приходят к нам боярские дети, - говорил он владыке Феофилу, - и много делают оскорблений, не позволяя ловить рыбу и угрожая даже совсем выгнать нас из нашей пустыни; заступись за нас". Владыка обещал помочь. Старец обратился с просьбой и к новгородским боярам. Боярыня Марфа, вдова посадника, была тогда лицом сильным в Новгороде. К ней более, чем к кому-либо, нужно было обратиться с просьбой, потому что слуги ее, жившие на ее землях, близких к острову, более других, оскорбляли послушников обители. Преподобный явился к ней. Гордая боярыня, возмутившись, сочла за личное оскорбление жалобы иноков и приказала выгнать Зосиму из своего дома. Преподобный спокойно перенес оскорбление и сказал со вздохом ученикам: "Настанут дни, когда обитатели сего дома перестанут ходить в нем; затворятся двери его и дом зарастет травой". Прочие же бояре почтительно принимали преподобного, у кого бы только он был. Марфа почувствовала затем вину свою и пригласила к себе святого старца. Встретив его с детьми своими, просила она простить ее вину пред ним и обителью. Она вручила ему новую вкладную грамоту на землю и рыбные ловли. За обедом, к которому приглашено было несколько бояр, Зосима сидел молча и по обыкновению мало кушал. Взглянув на сидевших с ним, он увидел, что шестеро бояр сидят без голов; в другой и третий раз смотрел он на них и видел одно и то же. Слезы жалости потекли из глаз его, и он уже более не касался пищи. Ученик его Даниил, когда вышли они из дома боярыни, спросил его: что значит, отче, что во время стола три раза смотрел ты на сидевших и потом с поникшим лицом плакал? Святой старец открыл ученику, что видел он, и не велел говорить о том до времени другим [Видение преподобного Зосимы о боярах обезглавленных вскоре исполнилось: сын Марфы Борецкой Дмитрий Исаков, Василий Селезнев-Губа, Еремей Сухощек, Киприян Арбузеев и еще двое бояр, те самые, которых прозорливый старец видел сидящими без голов, были казнены Иоанном как главные возмутители при окончательном покорении Новгорода. В Новгородском Софийском соборе, на заднем столпе с правой стороны, поставлена большая икона Соловецких чудотворцев письма XVI века: на ней изображение преподобного Зосимы и Савватия окружено множеством клейм с событиями из жизни чудотворцев. Особенно замечательны два клейма, на которых представлена Марфа Борецкая: на первом принимающая в своем доме преподобного игумена Соловецкого, а на втором сидящая за обедом с ним же и с обезглавленными гостями. Черты лица Марфы на иконе довольно сходны с портретом, о котором упомянуто нами выше].

Великий светильник глубокого севера Русской земли, начальник общежития в стране нестерпимых морозов, богоносный Зосима прожил 42 года на Соловецком острове и 26 лет настоятельствовал в созданной им обители. Убеленный сединами, чувствуя близость кончины, созвал он братию и сказал: "Дети, я иду в путь отцов, изберите себе наставника". Они зарыдали о разлуке с ним. "Не плачьте, - сказал преподобный, - поручаю вас милостивому Спасителю и Матери Божией". Братия со скорбью объявила, что только он, наставник их, может назначить им вместо себя наставника. Преподобный указал на Арсения и, обратясь к последнему, сказал: "Ты строитель и питатель обители сей; смотри, чтобы сохранялось все установленное по храму и трапезе, соблюдался чин, введенный смирением моим. Заповедую ученикам моим соблюдать устав киновии; опьяняющее питие и женские лица не должны быть на этом острове, даже и дающие млеко животные не должны быть здесь. Телесно разлучаюсь я с вами, но духом с вами пребывать буду". Сказав последнее: "Мир всем", - он осенил себя крестным знамением и предал душу свою Господу 17 апреля 1478 года [Мощи преподобного Зосимы были преданы земле за алтарем деревянного Преображенского храма, подле могилы преподобного Савватия, в 1566 году. По освящении нового каменного собора нетленные мощи обоих чудотворцев перенесены в придел, посвященный их памяти, и там почивают под спудом на южной стороне. В ризнице сохраняется фелонь белого полотна с камчатным оплечьем, данная преподобному Зосиме святым архиепископом Ионой].

Вскоре по блаженной кончине преподобного Зосимы множество исцелений и других благодатных знамений доказали святость угодника Божия. Особенно пловцы Белого моря много раз испытывали дивную помощь в страшных опасностях, когда призывали на помощь преподобного Зосиму. "Постоянно обуреваемые бедами и страстями, прибегаем к тебе, преподобный Зосима, и молим быть молитвенником за нас пред Богом. Посещай милостиво, отче наш, за тобой спасаемые, поем: благословен Бог отцев наших" [Из канона на 17 апреля Минеи Московской печати 1625 года].

Под руководством великого аввы образовались крепкие подвижники благочестия. Таковыми были свещеносец и ученик святой Иоанн, Василий-ученик, Онуфрий-ученик и пустынник, Герасим-ученик и отшельник [О первом из них, блаженном старце Иоанне, сказано в описании чудес преподобного Зосимы (в рукописи Жития святых русской библиотеки Троице-Сергиевой Лавры, № 692): "Этого Иоанна все помнят, он был постриженник Соловецкий еще при преподобном Зосиме, дивный подвижник и постник, смиренный, кроткий и послушливый; особенно трудился в рыбной ловле". При исцелении одного больного, по имени Никона, преподобный Зосима и Савватий являлись ему вместе с Иоанном]. Все они пережили дивного наставника. Пережил и его ветхий старец Герман. Более 50 лет прожил авва на острове Соловецком. Он не был человеком книжным, но многолетний духовный опыт научил его различать явления духовные от естественных. Убежденный в том, что жизнь великих подвижников доставляет назидание многим, авва Герман приказывал ученику своему Досифею [Этот Досифей после был игуменом Соловецким. По желанию архиепископа Геннадия, он написал записки о житии преподобного Зосимы и похвальное ему Слово. Им собрано много книг в монастыре; некоторые из них доныне целы. После преподобного Германа сохранился принадлежавший ему сборник] и другим записывать все, что он видел при жизни преподобного Савватия и как тот жил с ними на острове. Он любил слушать назидательное чтение и собирал книги. Несмотря на глубокую старость, он много раз путешествовал на твердую землю для нужд обители, и самая кончина застигла старца в 1479 году вдали от обители - в Великом Новгороде, куда он был послан игуменом Арсением. Преподобный Герман преставился в обители преподобного Антония Римлянина [Ученики повезли тело старца своего в Соловки, но за распутицей принуждены были оставить его на берегу реки Свири, в часовне при деревне Хавроньиной. Спустя 5 лет гроб святого аввы Германа перенесен на Соловецкий остров; мощи его, обретенные нетленными, положены 30 июля 1484 года в часовне, посвященной его памяти, под спудом. Там же хранится четвероконечный келейный крест его].

Прославляя подвиги первоначальников Соловецкой обители, святая Церковь воспевает: "Избегая шума многомятежного мира, мудрый Савватий, ты поселился на пустынном острове и в ладье телесной при кротком дыхании всеоживляющего Духа легко переплыл пучину житейскую, в которой мы теперь подвергаемся бурям и напастям: молись о душах наших" [Из канона преподобному Савватию, в сентябрьской Минее].

"Воссияла весна духовная в стране лютого мороза, когда ты, богомудрый Зосима, руководимый доблестным Германом, проник в незнакомые отоки моря, в селение Савватия, и там собрал множество подвижников, неусыпно прославляющих Господа" [Стихира из службы преп. Зосиме по рукописной Минее начала XVII века, принадлежавшей Иосифову монастырю, а ныне находящейся в Московской епархиальной библиотеке под № 391].

Глава V

Подвижники и основатели монастырей в конце XV и начале XVI века: преподобный Мартиниан и ученик его блаженный Галактион; преподобные Макарий Калязинский, Паисий Углицкий, князь Иоанн-Игнатий, Кассиан Грек, Савва Крыпецкий, Александр Свирский, Корнилий Комельский и Кирилл Новозерский.

Прежде, нежели приступим к изложению общецерковных и соединенных с ними гражданских событий при преемнике Иоанна III, обратим благоговейный взор на подвиги тружеников Божиих, насадителей иночества, основателей пустынных обителей, которые светили, как яркие светильники, среди лесов, болот и дебрей покрытой мраком земли Русской.

В стране Белозерской доживал последние годы долгой своей жизни дивный подвижник Мартиниан, ученик преподобного Кирилла Белозерского, основатель общежительной обители на безлюдном острове озера Вожа, а после преподобного Ферапонта - настоятель в монастыре его. Там подал он совет державному слепцу, изгнаннику Василию Темному, искать наследия, отнятого Шемякою [См. в I гл. 3-й кн. "Рассказов"], и благодарный великий князь, возвратив снова престол, вызвал Мартиниана к себе и поручил ему игуменство в Лавре чудотворца Сергия. Искренне любя великого князя Василия и желая ему добра, преподобный Мартиниан всегда прямо говорил ему правду. Однажды Василий поручил ему уговорить вельможу, удалившегося к Тверскому князю, возвратиться в Москву, и обещал, что тот не только будет прощен, но и получит награду. Боярин послушался преподобного, но вместо почести заключен был в темницу. Услышав о том, Мартиниан немедленно явился к великому князю и сказал ему: "Таков ли праведный суд твой, государь! Ты продал грешную мою душу, лишив свободы того, кому ручался я за свободу душою моею. Да не будет благословение мое на тебе и на твоем княжении!" Великий князь сознал свой грех. Вслух перед боярами своими сказал он, как бы гневаясь: "Судите бояре, что со мною наделал болотный чернец? Пришел ко мне во дворец и снял с меня благословение Божие". Бояре не понимали, что это значит. Великий князь прибавил: "Виноват я пред Богом, забыл свое слово и поступил несправедливо; пойдем к Святой Троице, к преподобному Сергию и блаженному Мартиниану, чтобы получить прощение". Вслед за тем освободил он боярина и осыпал его милостями и потом отправился в обитель преподобного Сергия. Здесь со всей братиею вышел к великому князю навстречу обрадованный Мартиниан. Но обитель, близкая к столице, тяготила пустынника. Он припоминал себе слова наставника своего преподобного Кирилла: "Добро иноку хранить молчание и нестяжание и избегать всего, что может возмущать чувства". С другой стороны, желал он докончить устроение внутреннего порядка в любезной ему Ферапонтовой обители.

Он простился с братиею Лавры в 1455 году и еще 28 лет управлял обителью преподобного Ферапонта. Здесь он преставился 86 лет от рождения 12 января 1483 года [Мощи преподобного Мартиниана почивают под спудом в Ферапонтовом монастыре, упраздненном в 1798 году. Они обретены нетленными спустя 30 лет по кончине, когда хотели погребсти друга и ученика его архиепископа Иоасафа, хотя весь гроб был наполнен водою. Рака, окованная серебром, устроена в 1643 году. Над гробницею воздвигнута позднее церковь во имя преподобного Мартиниана (Русская Фиваида, с. 385)]. Любимый ученик великого Кирилла и собеседник подвижника Ферапонта воспитал много духовных чад. В числе их особенно замечателен преподобный Галактион. Он жил в келье своего отца и наставника, и когда старец по дряхлости не мог ходить в церковь, Галактион носил его на плечах своих. Достигнув тайными подвигами высокого совершенства духовного и желая сохранить смирение, Галактион по благословению преподобного Мартиниана иногда налагал на себя юродство и предсказывал будущие события. По кончине наставника своего он прожил еще 20 лет в обители, служа примером строгой жизни и подкрепляя ослабевших. Так сказал он одному брату, который впал в уныние и хотел оставить обитель: "Что это, брат, задумал ты? От волнения не убежишь, хотя бы ты и удалился от нас: нельзя нигде избежать искушений вражьих". Когда в 1505 году великий князь Василий посылал войско против Казани, прозорливый подвижник говорил: "Еще много раз князь Василий будет хлопотать о Казани, но безуспешно; родится сын Иван, тот овладеет Казанским царством" [Это предсказание сбылось в свое время: царь Иоанн (Грозный) покорил Казань в 1552 году]. Блаженный Галактион предвидел свою кончину и известил о том братию; сотрудник его Савва скорбел о разлуке с ним. "Не скорби, чрез восемь дней увидимся", - сказал ему Галактион. И точно, спустя 8 дней после блаженного Галактиона умер и Савва. Это было в 1506 году.

В Тверской области, близ города Кашина, в селе Грибково (ныне Кожино) у боярина Василия Кожи [Полководец Василия Темного, сын выходца из Швеции Георгия Фаренсбаха, Василий, одержал победу над Галицким князем (Шемякою?) и убил под ним коня. В знак победы он привез великому князю лук, палаш и лоскут кожи от убитого коня и с того времени получил прозвание Кожа. (Лакиера Русская Геральдика. Ч. II, с. 514)] родился сын Матвей. Рано обученный грамоте молодой Кожин женился на девице из рода Яхонтовых, но, скоро овдовев, решил быть слугою Царя Небесного и постригся в Клобукове монастыре [Клобуков Николаевский заштатный монастырь находится подле города Кашина. Время основания его неизвестно. Там доныне указывают келью, в которой подвизался преподобный Макарий. (Журнал Министерства Внутренних Дел, 1844, V, 508)] с именем Макария. Спустя несколько лет, не довольствуясь подвигами послушания и стремясь душою из городской обители в пустынное уединение, Макарий удалился с семью иноками из Клобукова, чтоб отыскать безмолвное место для подвигов. В 18 верстах от Кашина между двумя озерами, вблизи Волги, нашел он место красивое и тихое, какого искал всей душою. Водрузив крест, поставил он хижину и стал подвизаться в безмолвии. Место трудов его назвал Колязиной пустыней боярин Иван Коляга, которому принадлежали ближние земли. Этот Коляга сначала ненавидел пустынников, но, исцеленный преподобным Макарием от тяжкой болезни, отдал свои земли под новую обитель иноческую. Она была устроена в честь Святой Троицы, и Макария принудили принять на себя настоятельство. В сане игумена Макарий трудился наряду со всею братиею, как и в то время, когда был простым иноком. Для умножавшейся братии купил он у Тверского князя село Сергеевское. Игумен к подвигам инока присоединил заботу и труд наставлять братию и посетителей обители. К Макарию приходили и простые люди, и многие вельможи. Они уважали его, как отца, хотя носил он одежду худую, покрытую заплатами. По такому одеянию и по простоте обращения иные принимали его за человека простого и даже смеялись над ним. Утешением для него было ходить по местам безмолвным и беседовать с природою. Тогда почти единственными жителями пустынного края были дикие звери; но они были кротки с кротким рабом Божиим и иногда принимали от него пищу.

Духовная жизнь цвела в обители Макария. Вот что говорил сам Макарий посещавшему его преподобному Иосифу Волоколамскому: "Когда пришел я на это место, то со мной пришли из Клобукова монастыря семь старцев. Они были так совершенны в добродетелях и духовной жизни, что все братия приходили к ним принимать наставления; они же учили всех полезному, одних утверждали в добродетелях, а уклонявшихся к бесчинию удерживали запрещением и не дозволяли следовать своей воле". Благодать Божия проявлялась в подвижнике Божием чудными знамениями еще в земной жизни его. Раз привезли в обитель его расслабленного Захарию, и больной со слезами просил Макария помолиться за него. "Зачем привезли тебя ко мне, брат мой, зачем просишь ты помощи у грешника, который едва кое-что приобрел только для своего спасения?" - говорил смиренный игумен. Расслабленный не переставал просить помощи. "Знаю, - говорил он, - что молитва твоя за меня несчастного не останется тщетною пред Богом". Макарий сказал ему: "Сын мой! Бог не хочет смерти грешника и ведет его к покаянию. Вот и на тебя пришло посещение Божие. Если покаешься и отстанешь от прежних привычек худых, получишь исцеление; если же нет, хуже будет с тобою". Захария со слезами исповедал все грехи свои. Блаженный благословил его, и больной стал здоров. Другой случай произошел с бесновавшимся молодым человеком Василием Рясиным. Макарий отслужил молебен о его здравии, осенил его крестом, и выздоровевший больной уже не возвратился в свой дом, а принял в обители иночество. Раз недобрые люди украли рабочих волов обители, но внезапно ослепли. Блуждая по окрестностям, они невольно воротились в обитель и покаялись в грехе своем Макарию; преподобный разрешил их от греха и слепоты, прибавив: "Вперед не грешите".

С тех пор, как поселился в пустыни, Макарий не изменял своего иноческого правила до глубокой старости: твердо стоял он на молитве днем и ночью. Раз вступив на жесткий путь, не оставлял его до гроба и часто лил слезы умиления. По смерти нашли на нем тяжелые вериги, о которых дотоле не знали. Блаженная кончина его последовала 17 марта 1483 года, на 83 году жизни его [Мощи преподобного Макария почивали в соборном храме обители его, на правой стороне под аркою, в серебряной раке, устроенной иждивением царя Бориса. В 1610 году ляхи взяли приступом монастырь, сожгли и разорили его, причем похитили раку, извергнув из нее святые мощи. Теперь они почивают открыто в серебряной, позолоченной раке, сооруженной в 1700 году (История Русской Иерархии, IV, 583). Повсеместное празднование преподобному Макарию установлено на Соборе 1547 года. Основанный им Макариев-Колязин монастырь, состоящий ныне в 1-м классе, имел до отобрания монастырских имений около 12000 крестьян].

Родная сестра преподобного Макария Ксения Васильевна была замужем за помещиком Иваном Гавреневым, верным слугою Углицкого князя Андрея Васильевича. Сын их, отрок Павел Гавренев, часто приходил в обитель Калязинскую, а по смерти родителей совсем перешел к дяде: был им пострижен на 11-м году возраста и наречен Паисием. Под руководством опытного старца в тиши обители юный инок возрастал в жизни духовной, не тревожимый опасными волнениями и наветами мира: с юных лет научился он подвигам послушания, поста и молитвы. Он занимался списыванием душеполезных книг и, между прочим, списал книгу святого Григория Богослова. Не засоряемый впечатлениями мирскими и очищаемый подвигами самоотречения, дух его стал способен и к созерцанию мира духовного. Раз во время ночной молитвы явился к нему ангел и сказал: "Ты должен быть наставником для многих; ты выйдешь отсюда и будешь жить там, где тебе велят, так надобно для славы Божией". Паисий со страхом выслушал эту весть и тайно пересказал наставнику своему преподобному Макарию.

Прошло некоторое время после чудного видения. По просьбе князя Андрея, желавшего основать обитель иноческую в Угличе, преподобный Макарий отпустил к нему юного инока. Паисий поселился в хижине на левом берегу реки Волги в 3 верстах от Углича и на первый раз построил деревянный храм Богоявления с несколькими кельями. К нему собралось 10 человек братии, и он ввел строгое общежитие. По настоянию князя подвижник принял сан игуменства. Благочестивый и добрый князь искренно уважал Паисия и щедро подавал пособия для новой обители; в 1482 году освящен был каменный храм в честь Покрова Богоматери. Но ни уважение князя, ни сан игумена не ослабили подвижнической строгости в достойном ученике преподобного Макария. Он сам копал землю, носил воду и в жестокие морозы ходил в одной власянице. Светская ветреность смеялась над трудолюбивым старцем, но себе во вред. Раз молодой боярин ехал мимо обители и, увидев старца, заступом копающего землю, посмеялся над ним. Вдруг лошадь сбросила его с себя, и он упал без чувств: блаженный Паисий привел его в чувство и кротко сказал: "Не осуждай иноков". Печальная участь любимого князя Андрея, скончавшегося в темнице (в 1493 г). [Иоанн не доверял братиям - Андрею и Борису, которые не могли привыкнуть к новому порядку вещей и досадовали на властолюбие самодержца. В 1491 году князь Андрей был вызван в Москву; здесь объявили ему, что он лишается свободы за измену против великого князя. "Волен Бог да государь, брат мой, - сказал Андрей, - а Всевышний рассудит нас в том, что лишаюсь свободы безвинно". Спустя два года Андрей умер узником, а дети его остались в Вологодской темнице], и детей его, сосланных в заточение, оживляла в душе подвижника мысль, что в Царствие Божие входят путем скорбей многих. Преподобный просил великого князя за невинных детей; но это не облегчило горькой их участи; удручаемый скорбию и немощами глубокой старости, передал он управление монастырем ученику своему Геннадию, но неутомимо продолжал молитвенные подвиги. Каждый воскресный день и каждый праздник сам он совершал литургию. Когда же, наконец, ноги отказались служить, ослабленные дряхлостию и подвигами, он сидя совершал келейное правило. Преподобный Паисий почил от трудов на 107-м году своей жизни 6 июня 1504 года [Мощи преподобного Паисия почивают под спудом в соборном монастырском храме; они были свидетельствованы в 1610 году, и тогда же написана служба. Чудеса описаны у преосвященного Филарета Черниговского (Русские Святые Июнь, с. 32-34)].

Между тем невинные дети князя Андрея Васильевича, жертвы подозрительности державного дяди, невинно томились в Вологодской темнице. Старший из них, Димитрий, тосковал и по временам горько жаловался на жестокость Иоанна III. Но младший - Иоанн, с юных лет кроткий и богобоязненный, находивший утешение только в изучении Закона Божия, и самую темницу сделал для себя училищем благочестия; не только не роптал он на суровую участь свою, но благодарил за нее Господа, по примеру мучеников Божиих: он подвизался в молитве и в ней находил для себя силу и утешение. Он утешал брата теми высокими мыслями христианскими, которыми жила душа его. "К чему скорбеть, брат мой? - говорил он Димитрию. - Бог внушил великому князю позаботиться о спасении душ наших. Не видишь ли, как мы далеки от мира, опасного для души? Все, что есть в мире - похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, - все это не от Отца, но от мира. Тесен затвор наш? Но не тесным ли путем шли в Царство Небесное святые? Они терпели голод, стужу, побои, раны, темницу, потерю всего; но пели псалмы и утешались чтением Слова Божия. Будем же и мы подражать им, и нам дан будет венец нетления". Так чистая душа блаженного юноши смотрела на земную участь свою, как на строение благой премудрости Божией, обращающей и дела людские в средства ко спасению. Наконец, страдалец Божий истомился в душном воздухе темницы и, чувствуя близость кончины своей, захотел облечься в иноческую одежду. Почему же давно он не облекся в эту одежду? Тогда подозрительная политика людская, конечно, возвратила бы ему свободу. Но в таком случае брат Димитрий, не желавший иночества, не принявший его и пред смертию, остался бы один в темнице; а этого не допускала нежная любовь к брату. По просьбе блаженного узника Прилуцкий игумен Михаил облек его в иноческую одежду, назвав Игнатием. Страдалец причастился Святых Тайн и, осенив себя крестным знамением, сказал: "В руки Твои, Господи, предаю дух мой". Так перешел он в вечный покой 19 мая 1523 года, 45 лет от рождения. Горько плакал брат Димитрий о потере утешителя и наставника-брата. Но, смотря на светлое лицо почившего, не имевшее вида мертвенности, и ощущая легкое благоухание, исходившее от почившего, успокоился уверенностию в блаженной его доле. Весь город собрался к темнице, услышав о преставлении блаженного князя: его уважали в узах более, нежели других, обладавших силою власти земной. Во время погребения блаженного князя-инока совершилось несколько чудес [Мощи преподобного Игнатия положены в том же храме Прилуцкого монастыря, где почивают мощи преподобного Димитрия, основателя этой обители. Брат князя-инока Игнатия еще несколько лет по кончине его остался узником, но умер на свободе и погребен при ногах брата, утешителя его в узах темничных. Замечательно, что икона Богородицы, единственное родительское наследие братьев-узников, постоянно находится в тюрьме в память страдальцев. Жители Вологды притекают с верою к сему чудотворному образу в остроге. Церковная служба преподобному Игнатию известна по рукописи XVI века (Библиотека Царского, № 563)].

Собеседником и другом преподобного Паисия был пришелец из Греции, потомок княжеского рода по имени Константин. Он прибыл в Москву с невестою Иоанна III, царевною Софиею, но не захотел остаться при дворе великокняжеском и, любя уединение и скорбя о горькой участи своей родины, страдавшей под игом турок, избрал себе скромное место боярина при Ростовском архиепископе Иоасафе из князей Оболенских. Когда святитель Иоасаф отказался от кафедры и удалился в Ферапонтов монастырь, на место своего пострижения, сюда вместе с ним перешел и князь Константин. Здесь в молитве и чтении книг находил он покой душе. Это было спустя шесть лет по преставлении преподобного Мартиниана. Константин не желал пострижения иноческого, хотя и уговаривали его блаженный Иоасаф и другие. Явившись ему в сонном видении, преподобный Мартиниан грозил подвергнуть его строгому наказанию за сопротивление доброму совету. "Видел я во сне, - рассказывал он владыке Иоасафу, - благолепную церковь с иконами; посреди ее как бы кафедра, и на ней - преподобный Мартиниан с жезлом в Руке. "Постригись", - говорит мне игумен. "Не постригусь", - отвечал я. "Если не послушаешься, - продолжал он, - буду бить тебя жезлом", - и хотел ударить меня. От страха я проснулся". Константин тогда же, по просьбе его, пострижен был с именем Кассиана.

В обители Ферапонтовой жил он недолго и удалился с несколькими братиями в удел доброго Угличского князя Андрея, с которым был дружен еще в мире. В 15 верстах от Углича, на берегу Волги при слиянии с рекой Учма, водрузил он крест, поставил кельи и по благословению Ростовского архиепископа построил храм в честь Успения Богоматери. Но храм поврежден был разливом Волги. Добрый князь Андрей доставил ему средства построить храм и кельи на новом месте и назначил еще пособие на содержание обители. Чудотворец Кассиан, предузнав свое отшествие к Господу, преподал наставление братии, приобщился Святых Тайн и преставился 2 октября 1504 года [Основанный преподобным Кассианом монастырь упразднен в 1764 году, причем церковь сделана приходскою для соседних селений. В ней почивают мощи преподобного Кассиана под спудом. Надгробная икона написана иконописцем-священником по двукратному явлению чудотворца. Чудеса исчислены в Ярославских Епархиальных ведомостях 1861, № 29].

В половине XV века подвижник по имени Савва, пришедший из чужих стран (из Сербии, а по сказанию других, со Святой Горы Афонской), спасался в окрестностях Пскова, сначала в Снетогорском [Время основания Снетогорского монастыря, близ Пскова, на Снетной, или Снятной, горе, неизвестно. В 1299 году он был разорен Ливонскими рыцарями, причем умерщвлен блаженный игумен Иоасаф с 17 иноками. Соборная церковь обители, построенная в 1312 году, замечательна по красоте древнего зодчества], потом в Елеазаровом монастыре [Спасо-Елеазаров монастырь, в 25 верстах к северу от Пскова, близ Псковского озера, основан в 1425 году преподобным Евфросином, в миру Елеазаром, который собрал братию, дал ей наставление в форме завещания, сохранившегося доныне, потрудился более 50 лет в пустыне и преставился 15 мая 1481 года, достигнув 95-летней старости. Мощи его почивают под спудом в соборном храме воздвигнутой им обители], где пользовался наставлениями преподобного Евфросина; наконец, он удалился за 15 верст далее на урочище, называемое Крыпцы, находившееся в непроходимом месте, где жили только медведи и другие дикие звери, около озера, обильного рыбой. Там на камне поставил себе Савва малую хижину, подвизался в посте и молитве, питался хлебом и водою, а в среду и пяток пребывал вовсе без пищи, возделывая землю своими руками, что впоследствии завещал и ученикам своим, которые вскоре начали стекаться к нему на жительство, привлекаемые молвою о святой его жизни. Не желая сам начальствовать, блаженный старец в обители своей поставил игумена по имени Кассиана и устроил общежительство, не дозволяя никому из братии считать что-либо своим, хотя бы кто и пожертвовал из имения своего при вступлении в монастырь. В келии у самого Саввы ничего не было, кроме икон Спасителя и Божией Матери, убогой мантии и ветхой рогожи, на которой он ложился для краткого успокоения. Посадники и бояре псковские усердно жертвовали имения для нового монастыря, а псковский наместник князь Ярослав Васильевич Оболенский, имея великую веру к преподобному Савве, подавал много милостыни обители и еженедельно приезжал туда ко всенощному бдению. Однажды он вздумал отправиться туда с супругою, которая была больна и хотела просить преподобного о исцелении. Но прозорливый старец выслал к нему навстречу ученика своего с такими словами: "Грешный старец Савва говорит тебе, князь: не входи с княгинею в монастырь, ибо, по преданию святых Отцов, не дозволено женщинам входить в обители иноческие; если же не послушаешь меня, то супруга твоя не получит исцеления". Князь смиренно повиновался, взошел один в монастырь и просил прощения в нарушении заповеди, которой не знал, а старец вышел к княгине за врата обители, там отслужил для нее молебен с водосвятием и окроплением святой воды исцелил княгиню от болезни. Благодарный князь в память сего избавления устроил чрез непроходимые болота мост к обители преподобного Саввы в 1400 саженей длины, существующий доныне под именем "моста Ярославля", а в 1487 году по совету с посадниками, с тысяцкими и со всем Псковским вечем, по благословению духовенства всех соборов богоспасаемого града Пскова дал обители крепостную грамоту на владение землями.

В том же году преподобный Савва, достигнув маститой старости, впал в тяжкую болезнь и мирно отошел ко Господу 28 августа 1495 года. Ученики с великим плачем погребли его на правой стороне построенной им деревянной церкви святого Иоанна Богослова [Основанный преподобным Саввою Крыпецкий монастырь находится в 20 верстах от города Пскова, за рекою Псковою. В нижней церкви под собором святого Иоанна Богослова, построенным в 1547 году, почивают под спудом мощи преподобного Саввы-чудотворца. Подробности о Спасо-Елеазаровом и Крыпецком монастырях можно найти в книге моей «Святыни и древности Пскова»].

В дикой и суровой стране Олонецкой воссиял великий светильник благочестия -преподобный Александр Свирский [Житие преподобного Александра Свирского, писанное в 1545 году учеником его, игуменом Иродионом, в Синодальной Библиотеке, № 874]. Жизнь его - чудновысокая, отражение чистой Евангельской жизни.

Дивный раб Божий родился в древней Обонежской пятине, в селе Мандера, что ныне в Каргопольском уезде. Когда он отдан был учиться грамоте, то сначала отставал в сравнении с прочими. Это сильно огорчало отрока. Раз со слезами молился он в храме о раскрытии разумения своего и слышал голос: "Встань, - ты получишь, чего просил". Веселым воротился он в дом и с того времени легко и скоро стал понимать книжную мудрость. Богобоязненный отрок постоянно соблюдал пост и молился по ночам. "Зачем ты, сын мой, так изнуряешь себя?" - со скорбию говорила мать. Сын отвечал: "Зачем же тебе, мать моя, отклонять меня от приятного мне воздержания?" Родители хотели, чтобы вступил он в брак; но он уклонялся от того под разными предлогами и думал об одном, как бы совсем расстаться с миром.

Тайно от родителей отправился он прямо на Валаамский остров и на 26-м году возраста облекся в иночество. Здесь провел он 13, лет как самый строгий к себе послушник. Крепкий здоровьем он усердно служил всем, носил воду, таскал из леса дрова и того никогда не допускал, чтоб отказаться от приказания старших. Ночь проводил в молитве, а иногда обнаженное тело свое отдавал в пищу комарам.

В 1486 году Александр удалился на озеро Рощенское в 6 верстах от реки Свири, избрал себе место и там, где впоследствии построен был храм Спасителя, 7 лет подвизался в тесной хижине. Здесь по случаю нашел его боярин Завалишин и подумал, что видит привидение, - так изнурил себя подвигами раб Божий. По усердной просьбе набожного боярина преподобный открыл ему жизнь свою под условием молчания. "Семь лет живу я здесь, не видя никого, - говорил он, - ни разу не вкушал я хлеба, а довольствовался травою; иногда же приходилось мне есть одну сырую землю". - "Трудно было жить тебе так?" - спросил изумленный боярин. "Вначале было тяжело, - отвечал подвижник, - сильно страдал желудком; по временам я валялся на земле, не в силах будучи поднять головы; я совершал пение свое, лежа на земле; раз очень сильно страдал я и вот вижу кого-то светлого. "Чем ты болен?" - спросил он меня. "Желудком", - отвечал я. "Покажи мне больное место", - сказал он. И когда я указал, он возложил на меня руку и сказал: "Се здрав еси, к тому не согрешай, но работай Господу". С того времени чувствую себя здоровым". Была еще борьба отшельнику. Духи злобы не раз являлись ему в грозных привидениях, но он не уступал насилию и молитвою их рассеивал. Спустя 7 лет стали собираться к нему труженики, но и они сперва жили отшельнически, не близко один от другого. Боярин Завалишин доставлял по временам отшельникам хлеб, что укрепляло слабых.

По особенному внушению преподобный Александр начал строить монастырь в 130 саженях от своей хижины, а сподвижники убедили его принять на себя сан священства и настоятельство. В 1508 году был освящен храм Святой Троицы. Новый игумен не переменил строгости по отношению к себе, но казался последним в обители. Он первый выходил на труды и больше других трудился: то месил в хлебне тесто и пек хлебы, то носил воду из озера, то рубил и носил дрова, то молол рожь за других своими руками. Никогда не спал он даже на рогоже, а всегда на голой доске или сидя. Одежда его была покрыта заплатами. Иные и смеялись над ним за такую одежду, но он оставался верен себе. Усердно заботился он о спасении чад своих, иноков, и умолял братию приближаться к Богу смирением, трудами послушания, постом и молитвою.

Высокая духовная жизнь северного пустынника привлекала к нему многих из ближних и дальних мест. К великому подвижнику одни приходили для испрошения благословения и молитв, другие шли со скорбями земной жизни, третьи открывали больную совесть свою. Преподобный принимал всех с кроткою любовию и старался помогать всем.

Вот один из многих опытов прозорливости великого подвижника. При освящении храма Святой Троицы народ подавал ему деньги и вещи. Соседний поселянин Григорий также хотел подать от себя что-то, но преподобный не принял. Два и три раза Григорий пытался положить дар свой в фелонь игумена, но старец отталкивал руку его. "Рука твоя смердит, - сказал ему наконец преподобный, - ты бил ею мать твою и тем навлек на себя гнев Божий". - "Что ж мне делать?" - спросил в сокрушении Григорий. "Ступай, испроси прощение у матери твоей и впредь не смей оскорблять ее". Незадолго до блаженной кончины святой пустынник утешен был видением Богоматери, обещавшей ему не забывать обители его и умножить число братии богоугодной.

Много подвижников благочестия воспитал преподобный Александр. В бывшей Оредежской пустыни подвизался ученик его преподобный Макарий, основатель этой обители, почивший в 1532 году. В Важеозерской Спасской пустыни, в 12 верстах от Свирского монастыря почивает сподвижник его и основатель пустыни преподобный Никифор. В Оятской пустыни скончались питомцы Свирского наставника Игнатий, Леонид, Дионисий, Феодор, Ферапонт, Корнилий и Афанасий (поставленные, по рукописным святцам, в лике преподобных). Александр в духовном своем завещании писал: "Братии моей приказываю жить во Христе и, отнюдь, не держать в нашей пустыне опьяняющего питья, не иметь вражды между собою и не считаться ни в чем. Бог дал, доселе считаться не из чего - казны монастырской нет; что Бог посылал при моей жизни, какой христолюбец давал вклад в монастырь - то все пошло в дом Святой Троицы и боголепного Преображения, на храм и теплую церковь и на другой монастырский расход". Святой старец скончался на 85-м году от рождения 30 августа 1533 года [Память преподобного Александра чтили церковною службою с 1547 года (Акты Археологической Экспедиции, I, 203), но мощи его открыты не ранее 1641 года, и царь Михаил устроил серебряную раку, в которой они и ныне покоятся. В алтаре Московского Успенского собора есть древний, огромной величины образ "в житии" преподобного Александра Свирского. По свидетельству одной старинной рукописи, эта икона прославлена чудесами в 1555 году. Она стояла тогда "у столпа, противу чудоносного гроба блаженного Ионы митрополита" (Сборник Румянцевского Музея XVII века под № 364, л. 286)].

И из необъятного леса Комельского свет Божий продолжал сиять на окрестности. Какое благословенное Богом место была эта дубрава, расстилавшаяся во всю южную полосу Вологодского края, рассекаемая пустынным течением Нурмы и Комелы и других безвестных речек! Казалось, дебри были созданы для обитания диких зверей, но именно туда стремились ангелоподобные люди, чтобы сперва по краям леса, где только позволяла местность, а потом даже и в самой дремучей глуши его с большим дерзновением созидать свои духовные твердыни.

Преподобные Сергий Нуромский и Павел Обнорский с южной стороны коснулись только сих девственных лесов, и едва ли не впервые застучала их иноческая секира на вековых соснах, не видавших дотоле руки человеческой [О подвигах преподобного Сергия и Павла см. во второй книжке наших Рассказов, гл. VI]. В конце XV столетия подвизались здесь преподобный Аврамий и Коприй на берегу реки Печенга [По рукописному описанию Вологодских святых преподобные отцы Аврамий и Коприй Печенегские жили в 1492 году Пустыня их была в Грязовецком уезде, в 20 верстах от Вологды. Там и мощи их почивают под спудом в Спасской церкви, сделавшейся приходскою по упразднении обители в 1764 году], преподобный Иннокентий, друг и собеседник Нила Сорского [Преподобный Иннокентий, из боярского рода Охлябининых, постриженник обители Кирилла Белозерского, странствовал на востоке с преподобным Нилом Сорским и следовал за ним в скит его. В 1491 году он удалился, по совету Нила, на реку Нурму и поселился в самой глубине Комельского леса, в 70 верстах от Вологды. Здесь собралось к нему духовное стадо. Он преставился 19 марта 1521 года. Обитель его закрыта в 1764 году, и Благовещенская церковь ее обращена в приходскую. Там почивают под спудом мощи преподобного Иннокентия], преподобный Онуфрий и Авксентий, основатели Перцовой пустыни [Преподобный Онуфрий и Авксентий в 1499 году поселились в Комельском лесу, в 35 верстах от Вологды, и основали Перцову пустынь с церковью Святой Троицы. В этом храме, ныне приходском, почивают мощи их под спудом], и, наконец, великий отец пустынножителей Корнилий.

Родители преподобного Корнилия, люди знатные и богатые, по прозванию Крюковы, оставили его сиротою в младенчестве, поручив дяде Лукьяну Крюкову, служившему при дворе великой княгини Марии, супруги князя Темного. Лукьян, удалясь в Белозерскую обитель преподобного Кирилла, взял с собою и 13-летнего племянника. Здесь отрок, приняв пострижение, начал труды иноческие тяжелым послушанием в хлебнях, в свободное время списывал книги, носил вериги, потом предпринял странствование по пустынным обителям [Тогда Корнилий несколько времени пробыл в пустыне близ Новгорода, где посещал святителя Геннадия, который желал удержать его при себе; потом искал, но не нашел безмолвия в Савватиевой пустыни]. Это странствование не было праздным: юный инок набирался опыта в жизни духовной, терпел голод и жажду, зной и мороз ради Господа.

В 1497 году Корнилий перешел в глухой и дикий Комельский лес и поселился в 45 верстах от Вологды. Сначала он подвизался одиноко и безмолвно, потом стали собираться к нему любители безмолвия; он построил в 1501 г. деревянную церковь Введения Богоматери во храм и посвящен был в сан священства. Решась жить в обществе братии, блаженный Корнилий не щадил себя для их пользы. Он сам наряду с другими трудился в лесу и в обители, рубил и очищал лес. Разбойники, досадуя на старца, как на помеху ремеслу их, избили его до того, что едва добрел он до кельи. Раз шел он с братиею по лесу, и на него упало дерево, мимо которого другие прошли счастливо; последствием была тяжкая болезнь, от которой пролежал он на одре полтора года; а рана на голове его еще долго не заживала. Едва оправился он от этой болезни, как, будучи на работе, поскользнулся и покатился по ребрам страшной стремнины: он разбился до того, что отчаивались в сохранении его жизни; но Господь сохранил раба Своего. Немало пришлось ему перенесть огорчений и за самое место, где основалась пустынная обитель. На него жаловались даже великому князю, будто он отнимает чужую собственность, тогда как заселял он непроходимый лес. Когда число братии увеличилось, он построил (в 1512 г.) новый, более прежнего обширный храм. При этом одни из братии плотничали, другие писали иконы или занимались разною работою, третьи списывали книги. Корнилий построил также храм в честь начальника пустынной жизни Антония Великого; при теплом храме устроена братская трапеза. Для наблюдения за порядком в храме назначил он экклесиарха, а для хозяйственных дел - келаря; установил чин утренних и вечерних служб. В постоянное руководство своей братии он дал письменный устав [Устав, оставленный преподобным Корнилием, довольно сходен с правилами других общежительных монастырей. Предписывая братии нестяжательность и воспрещая принимать отдельные подаяния, отец пустынножителей говорит: "Инок, имеющий в общежитии что-либо свое собственное, чужд любви Божией. Желающий сподобиться благодати пребывает в полном нестяжании и нищете по примеру убожества Христова. Если же кто из приходящих захочет раздавать милостыню по рукам, то пусть лучше не будет милостыни, нежели разорять ею правило общежития"]. Для больных и странников поставил больницу и странноприимный дом. Если приходилось преподать кому-либо из братии наставление в присутствии других, старец не обличал его лично, а говорил против греха его. Если же кто сам приходил к нему исповедать грех свой, для облегчения совести он возлагал епитимию.

Преподобный Корнилий особенно любил исполнять заповедь Спасителя о милостыне. Случилось, что ко дню праздника преподобного Антония запасы вышли, и раздавать было нечего. Преподобный обратился к Богу, и на рассвете дня праздничного посланный великого князя Василия принес богатую милостыню, так что весь народ питался с избытком. Милосердие и вера его открылись в блистательном виде во время голода, посетившего Вологодскую страну. Для всех приходящих отворены были клети с мукою, хотя мука покупалась по дорогой цене. Родители оставляли детей у стен обители, не имея чем кормить их: преподобный устроил для них богадельню на монастырском дворе и кормил их. Иные по два и по три раза получали милостыню, во зло употребляя доброту старца, и приставники говорили о том преподобному Корнилию; но он приказывал подавать помощь всем просящим без различия. За подвиги любви утешен он был видением. В праздник великого Антония, вечером после обычного правила, сел он отдохнуть и в тонком сне видит преподобного Антония: египетский отшельник приказывает ему идти за ним и выводит на обширное поле с грузами просфор и калачей. "Вот твои подаяния нищим, - сказал Небесный посетитель, - собирай себе в полы". Корнилий стал собирать, собралось так много, что они посыпались на землю. Корнилий проснулся и с радостными слезами дивился видению. Потом рассказал о том братии и заповедал, чтобы при жизни и по смерти его щедро подаваема была милостыня нищим.

Устроив обитель свою, старец по случаю неудовольствий, поднятых против него некоторыми строптивыми людьми, решился удалиться на новое уединение. Напрасно уговаривали его лучшие из братии не оставлять обители своей. Сказав им, что он не расстанется с ними духом, он поручил управление монастырем 12 ученикам, а сам с учеником Геннадием отправился искать себе уединения и за 70 верст от своей обители на Сурском озере, стал подвизаться в посте и молитве. В 1526 году великий князь Василий с молодою супругою Еленою ходил на богомолье в Кириллов монастырь. На пути посетив Корнилиеву обитель, узнал, что Корнилия там нет. Он послал сказать Корнилию, что желает видеть его. Старец явился к великому князю в Вологду. Василий рад был свиданию с дивным подвижником; он просил его молить Господа и Богоматерь, дабы даровано было ему чадородие - потом потребовал, чтобы старец возвратился в свою обитель, и смиренный пустынник повиновался. После сего великий князь сказал ему: "Слышал я, отче, что монастырь твой не имеет ни сел, ни деревень: проси, что тебе нужно, - дам все". Преподобный благодарил великого князя и просил утвердить за монастырем окружающую его землю с лесом, дабы братия спокойно, трудами рук своих доставала себе хлеб. Великий князь исполнил желание старца [Впрочем, преподобный Корнилий не любил владеть угодьями и селами. Он продал землю в Пошехонском уезде, подаренную Комельской обители князем Семеном Шелешнанским (Юридические Акты, с. 121)].

В обители с радостию встретили преподобного Корнилия. Он принялся по-прежнему трудиться здесь и очищать лес для нивы. Раз в полдень братия отдыхала, а он собирал хворост; внезапно поднявшееся пламя обхватило вокруг него лес, и он едва не сгорел; но поднявшийся ветер открыл ему дорогу среди пожара. Невзирая на старость, он не уклонялся ни от каких трудов по обители и первый являлся на церковную службу. Одежду любил он самую бедную. Инок Закхей просил его, чтобы мантия Закхеева, связанная лыками, заменена была другою. Игумен отдал Закхею свою, а на себя надел Закхееву.

Сила Божия, могущественно действовавшая в дивном подвижнике, действовала чрез него и в других людях, которых сердца были открыты для нее. Осязаемый опыт тому был следующий: инок, посланный на работу, принесен был в монастырь едва живой, избитый разбойниками. Преподобный велел позвать духовника, а сам пошел к больному и лишь только коснулся перстом ран его, как тот встал здоровым.

За год до смерти передал он правление обители ученику своему Лаврентию. На четвертой неделе после Пасхи изнемогший от лет старец велел вести себя в церковь, чтоб еще раз причаститься Святых Тайн. Возвратясь из церкви, простился со всеми, выслушал акафист Спасителю и Богоматери и тихо предал дух свой Господу; это было 19 мая 1537 года, на 82-м году жизни [Мощи его почивают под спудом в соборном храме Комельской обители. Там сохранилась часть власяницы чудотворца, фелонь его из белой камки, составленный им устав общежития и подлинная ставленная грамота, выданная в 1501 году митрополитом Симоном рукоположенному им в диаконский и иерейский сан "дьяку иноку Корнилию Федорову сыну Крюкову". Эта грамота напечатана в Истории Российской Иерархии, IV, 660].

Великий пустынножитель Комельский примером жизни своей и наставлениями возрастил для духовной жизни много мужей богоугодных. Таковы блаженный Лаврентий Комельский [Лаврентий, преемник преподобного Корнилия в настоятельстве Комельской обители, постник подвижник и молитвенник, скончался 1 мая 1548 года] и основатели монастырей: преподобный Геннадий Любимский, Иродион Илоезерский, Адриан Пошехонский [О преподобном Геннадии Любимском мы будем говорить в одной из следующих глав. Преподобный Адриан по кончине богомудрого наставника своего поселился с двумя иноками, по указанию черноризца Безстужа, в дремучем лесу, на берегу реки Вотхи, под дубом, на котором нашли они икону Богородицы. Здесь в 1543 году соорудили они обитель, в которой почивают под спудом мощи преподобного Адриана, умерщвленного разбойниками 5 марта 1550 года. Другой ученик дивного Корнилия, преподобный Иродион Илоезерский, - основатель монастыря на острове Илоозера, в 15 верстах от берега озера Белого, преставился 28 сентября 1541 года. Над гробницею его в XVII веке построен храм Рождества Богородицы с приделом в честь преподобного Иродиона. Надгробная икона его написана, по особому явлению, живописцем Софонием], Кирилл Новоезерский.

Земною родиною Кирилла был город Галич; родители его были людьми богатыми и благочестивыми из дворянского рода Белых, или Белого. Еще в отрочестве Кирилл ушел из родительского дома искать преподобного Корнилия, о котором много слышал. Дорогою встретил он старца. На вопрос: "Куда идешь?" - Кирилл отвечал: "К Корнилию; у него, как слышно, учатся спасению, а мне хотелось бы спастись". - "Благословен Бог, вразумивший тебя, - отвечал старец, - если хочешь, иди за мною к Корнилию". На другой день в виду показалось местопребывание Корнилия; указывая на него, старец сказал: "Иди, чадо, к блаженному Корнилию, я попрошу его за тебя"; благословил его и расстался с ним. Преподобный Корнилий с любовию принял отрока и вскоре же постриг его в иночество; ему было тогда около 20 лет. Молодой инок с горячею любовию начал совершать подвиги иночества, учиться послушанию, посту и молитве. После молитвы общей со всем усердием трудился он то в пекарне, то на другой службе. В свободное от трудов время поучался житию святых, читал святые книги, особенно псалмы Давидовы. Чистая, духовная жизнь его радовала всех, живших с Корнилием. Родители блаженного, без пользы ища сына долгое время, начали уже считать его умершим, как спустя 7 лет Комельский монах сказал им, что в их пустыни ведет высокую жизнь молодой инок, неизвестно откуда пришедший. Отец отправился в пустынь с богатыми пожертвованиями и не узнал в строгом постнике Кирилле сына своего.

Сын продолжал молить Господа о спасении родителей. Наконец, отец, узнав сына, объявил ему, что сам желает иночества, и его постригли с именем Варсонофия. Спустя 8 дней было получено известие, что мать блаженного Корнилия скончалась инокинею Еленою. По распоряжению Кирилла, оставшееся имение роздано было бедным и слугам дана была свобода. Отец прожил в обители около трех лет в посте и молитвах; сын покоил старость его до гроба.

Спустя год по смерти родителя Кирилл, стремясь к высшему совершенству, решился вести жизнь отшельническую, в глуши лесов северных. По благословению Корнилия отправился он на север и ходил по пустыням; пищу его составляли теперь то разные травы [В числе растений, которыми питался в пустыни преподобный Кирилл, упоминается вахта, или трефоль (Menyanthes trifoliata) - горькая болотная трава], то кора сосновая; чаще ему случалось видеть зверей, чем людей. Так провел он около 7 лет, очищая в уединении душу молитвою и созерцаниями духовными. По временам посещал он, как благоговейный поклонник, святые места Новгорода и Пскова; но, проходя по жилым местам, не заходил он ни в один дом и не брал ни от кого подаяний, кроме разве куска хлеба. Дух его возвысился в таких подвигах, но телесное здоровье ослабело. Он молил Господа указать ему место постоянного пребывания. Молитва была услышана.

По Небесному указанию блаженный Кирилл в 1507 году из Тихвина пошел к Белоозеру; с Кобылиной горы увидел Новое озеро и на нем - Красный остров; ангел во сне известил его, что здесь назначено ему место [На Кобылиной горе стоит теперь часовня с Тихвинскою иконою Богородицы, принесенною преподобным Кириллом из Комельской обители. Сюда ежегодно бывает крестный ход из монастыря (Поездка в Кириллов монастырь Шевырева, II, 186)]. Пустынник под высокою елью устроил себе хижину, выпросил у соседних крестьян Красный остров для основания обители, поставил другую келью, сборную, для ожидаемой братии, соорудил две малые церкви Вознесения Христова и Одигитрии. Вероятно, тогда, как испрашивал он благословение архипастыря на освящение храмов своих, посвящен он был в сан священства. Один за одним стали собираться к Кириллу искатели безмолвия. Но на пустынном острове предстояли им скорби. Рыболовы, приезжавшие на остров для своего промысла, видели в Кирилле своего врага; опасаясь, что озеро сделается собственностью монастыря, они делали ему разные оскорбления, домогаясь согнать его с острова. Блаженный переносил оскорбления их терпеливо. Не так принял он людей, живших бесчестным, бесчеловечным ремеслом. Шайка разбойника, грабившего берега Нового озера, досадовала уже на то, что поселились на острове люди, которые могут знать о ее делах. Хищники приплыли на челнах к Красному острову. "Сыны беззакония, - грозно сказал отшельник при встрече с ними, - вы забыли, что есть грозный суд правды Божией, и на пустой остров явились вы для грабежа, и у пустынника думаете найти корысть? Что вы делаете?.." Приведенные в ужас хищники молили простить их. "Вперед не злодействуйте, чтобы не быть в аду", - сказал преподобный и отпустил их.

Он служил для учеников своих образцом подвижнической жизни: сам копал землю и рубил лес, в жесточайшие морозы ходил в худой одежде и даже иногда босой. Когда только нужно было для других, сам совершал литургию, никогда не утомляясь. Похотливая жена вздумала прельстить блаженного на грех: она явилась в келью, когда чтением молитв готовился он к совершению литургии. На вопрос блаженного: "Зачем пришла?" - лукавая отвечала, что, не зная, где добыть огня, пришла сюда. Преподобный обличил ее пред всею братиею. "Вздумала, - говорил он, - видеть тело мое мертвое, заживо погребенное". Пораженная страхом трепетала она всем телом. Преподобный успокоил ее кротким наставлением, но впредь запретил женщинам являться на остров его.

Опыты прозорливости и чудесных исцелений доказали святость угодника Божия, который мирно преставился 4 февраля 1532 года [Мощи преподобного Кирилла обретены были нетленными при основании нового храма монастырского, освидетельствованы и в 1652 году перенесены в новый храм, где и ныне почивают открыто]. В числе чудес преподобного Кирилла Нового (так звали его современники) особенно замечательно следующее: в селе Кеме в 1620 году жена священника Михаила сильно страдала от родов. Преподобный явился ей в иерейском облачении с крестом в руке и сказал "Иди в монастырь мой - и будешь здорова". Она почувствовала облегчение, хотела идти в обитель, но удержана была родными по опасению за ее здоровье. Преподобный явился опять в прежнем виде. "Не бойся, Антонина! - сказал он. - Пусть священник отслужит молебен, и ты будешь здорова. Мужу твоему иерею Михаилу скажи, чтоб учил людей добру. Видите гнев Божий: то нападают иноплеменники, то посещает голод и мор. Это за то, что презирают праздники Божии, не постятся в среду и пяток, не чтят воскресного дня и валяются в тине грехов. Если не покаются, хуже того будет".

"По успении твоем, блаженный, и рака твоя - учитель наш. Истекающими из нее чудесами возбуждая к трудам и подвигам, она говорит нам: любите Господа, чтоб обрести благодать; не ставьте ничего выше Его, дабы тогда, как приидет Он, найти покой с избранными и сподобиться Жизни Вечной" [Стихира из службы преподобному Кириллу в Минее Московской печати 1646 года].

Глава VI

Великий князь Василий Иоаннович. - Завоевание Смоленска, присоединение Пскова, Рязанского и Северского уделов. - Нашествие Крымского хана и чудное видение инокини. - Расторжение брака великокняжеского. - Блаженная княгиня-инокиня София. - Преподобный Максим Грек. - Блаженный Феодорит и преподобный Трифон Кольский, просветители северных лопарей. - Утверждение веры Христовой между чудскими племенами. - Второй брак великого князя и рождение наследника. - Кончина Василия Иоанновича.

Сын и наследник державного Иоанна великий князь Василий принял державу родительскую без всяких священных обрядов, которые могли бы напоминать народу о злополучном Димитрии, пышно венчанном и сверженном с престола в темницу. Безжалостно осужденный на самую тяжкую неволю, скрытый от людей, от света солнечного в тесной, мрачной палате, изнуряемый горестью, скукою праздного уединения, лишенный всех приятностей жизни, без отрады, без надежды в летах цветущих юноша Димитрий преставился в 1509 году [Несчастный Димитрий по кончине удостоен царских почестей и погребен в Архангельском соборе, подле могилы деда и отца].

Война с Литвою, начатая при Иоанне, продолжалась еще более десяти лет при Василии, благоприятствуя иногда одной, иногда другой стороне. Важнейшим приобретением для Московского государства было завоевание Смоленска, крепкого оплота со стороны Литвы (28 июля 1514 года). Оно, по словам летописца, казалось "светлым праздником для всей Русской земли". Сто десять лет находился Смоленск под властию Литвы. Уже обычаи изменялись, но имя русское еще трогало сердца жителей, и любовь к древнему отечеству вместе с братолюбием православным облегчили великому князю это важное завоевание, которое увековечено в памяти народной основанием Новодевичьего монастыря в Москве [Московский первоклассный Новодевичий монастырь основан в 1525 году, в память завоевания Смоленска; соборный храм его, освященный в честь чудотворной Смоленской иконы Богоматери, стоит на том месте, до которого великий князь Василий Темный и митрополит Иона провожал и эту икону (в 1455 году), отпуская ее по просьбе смольнян из Москвы, где она оставалась слишком 50 лет, с того времени, как последний князь Смоленский Юрий, спасаясь от завоеваний Витовта, привез святую икону в Москву. Список, снятый с иконы при отпуске ее из Москвы, поставлен в виде храмового образа нового монастырского собора, причем установлен праздник с крестным ходом из Кремля 28 июля. Первая игуменья Новодевичьей обители Елена, прозванием Девочкина, поставлена в числе святых в старинных рукописных святцах (книга о Российских святых).].

Хотя после того войска литовские и польские под предводительством князя Константина Острожского [Знаменитый полководец литовский, князь Константин Иоаннович Острожский, взятый в плен (в 1500 году) в славной Ведрошской битве, шесть лет томился в заточении в Вологде, куда Иоанн Ш отослал его в оковах. Там он получил исцеление от преподобного Димитрия Прилуцкого (Сказания князя Курбского, изд. 2-е; прим. 210). После того Константин в 1507 году принял присягу на верность Василию, одарившему его поместьями и воеводством, но вскоре бежал из Москвы в Литву, был снова вождем литовским и одержал знаменитую победу при Орше] разбили войска московские в Оршинской битве, но Василий при замирении с Литвою удержал Смоленск и все прежние приобретения Державного Иоанна.

Княжение Василия казалось только продолжением Иоаннова. Будучи, подобно отцу, ревнителем самодержавия, твердым, непреклонным, хотя и менее строгим, он следовал тем же правилам в политике внешней и внутренней; решал важные дела в совете бояр, учеников и сподвижников Иоанна, их мнением утверждая собственное, являл скромность в действиях монархической власти, но умел повелевать; любил выгоды мира, не страшась войны и не упуская случая к приобретениям, важным для государственного могущества.

Утверждение самодержавия было главною его целью. Еще Рязань сохраняла тень независимости под управлением вдовы, княгини Агриппины, из-за малолетством сына ее Иоанна. Но, когда этот последний владелец Рязани, достигнув совершеннолетия, захотел снять с себя опеку матери и великого князя Московского и вступил в союз с ханом Крымским, Василий заключил его в оковы и взял себе Рязань вместе с остальными городами этого древнего княжества.

Еще Псков тоже считался вольным городом и пользовался вечевыми правами, хотя и под управлением Московских наместников. Но самые остатки народного правления не могли уцелеть в общей системе самодержавия. Повод к тому скоро представился. Псковитяне жаловались на своего наместника. Великий князь, приехав в Новгород, вызвал к себе на суд посадников и старост псковских; они были задержаны, и в то же время было объявлено во Пскове, что граждане, если хотят жить по старине, должны исполнить волю государя - отменить народное вече, снять вечевой колокол и во все города принять наместников великокняжеских. Горько было псковитянам расстаться со своею вольностью, но они покорились беспрекословно, не выказав дерзости новгородской [Всегда верные общему отечеству и вере православной, граждане Пскова не могли покориться ни Литве, ни немцам - не могли и сопротивляться властителю, который имел в руках силы всей Руси, соединенной уже в одно государство. Они испросили себе у посла великокняжеского один день для размышления: этот день и ночь за ним прошли в плаче, рыданиях и стонах. На рассвете позвонили к вечу, и псковичи объявили послу великого князя, что "волен Бог и государь в своей отчине и в нас, в колоколе нашем, а мы на государя рук поднять и в городе запереться не хотим". 13 января 1510 года сняли вечевой колокол и повезли его в Новгород к великому князю. Народ плакал по своей старине и по своей воле. Спустя несколько дней Василий приехал в Псков, обошелся ласково с гражданами, но выселил в Московское княжество 300 лучших семей псковских, которые вскоре замещены были таким же числом семейств Московских и подмосковных купцов]. Так кончилась самобытность Пскова как вольного города! Отселе он становится уже областным городом Московского государства, но продолжает быть оплечьем Руси со стороны Литвы и Ливонии, и жители города, неохотно покорившегося Москве, служат ей верно и за нее проливают кровь свою в тяжкой борьбе с соседями-врагами.

Оставался еще один удельный владетель в Путивле, в стране Северской, - князь Василий Шемяка, перешедший добровольно из литовской зависимости под власть великого князя Московского. Он был верным стражем южной России, но, как родной внук ненавистного Шемяки, не внушал к себе доверия. Вызванный в Москву, он умер в темнице, несмотря на ходатайство Троицкого игумена Порфирия [Игумен лавры Сергиевой Порфирий, постриженник Кириллова Белозерского монастыря, осмелился ходатайствовать за гонимого Шемяку и сказал великому князю: "Если ты приехал в храм Безначальной Троицы с тем, чтобы испросить себе прощения грехов, то будь наперед сам милосерд к гонимым без правды". Раздраженный Василий изгнал Порфирия из обители преподобного Сергия, и старец с радостию удалился в свою прежнюю пустыню] и самого митрополита Варлаама [Митрополит Варлаам, бывший свидетелем и порукою при крестоцеловальной записи Шемякина, строго обличил неправду великого князя и отдал ему посох свой. Раздраженный Василий сослал святителя в Спасокаменный монастырь, где он и скончался].

Успехи великого князя Василия в войнах с соседями и ограждении целостности государства возбуждали зависть в Крымском хане Махмет-Гирее. Воспользовавшись войною Литовскою и надеясь не встретить сильного сопротивления, хан возмутил казанских татар и в одно время с ними двинулся к Москве. Татары, восточные и южные, соединились в Коломне и стали под Москвою, где все трепетало от ужаса. В это время одна престарелая инокиня Вознесенского монастыря, лишенная зрения, сидя в своей келье, узрела в видении, что во Флоровские (Спасские) ворота выходит из Кремля, как бы крестным ходом, сонм святителей, в числе которых она узнала чудотворцев Петра, Алексия, Иону и святителя Ростовского Леонтия, а среди них - чудотворный Владимирский образ Богоматери. Едва вышли они из ворот, как сретили их богоносные подвижники Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский близ великого торгу Ильинского и, припав к стопам святителей, вопрошали их, зачем они идут вон из города и на кого оставляют его при настоящем нашествии врагов. Святители со слезами ответствовали: "Много молили мы всемилостивого Бога и Пречистую Богородицу о избавлении от предлежащей скорби; Господь же не только повелел нам выйти из города, но и вынести с собою чудотворный образ Пречистой Его Матери; ибо люди сии презрели страх Божий и о заповедях Его не радели, а посему попустил Бог прийти сему варварскому народу, да накажутся ныне и чрез покаяние возвратятся к Богу". Чудотворцы Сергий и Варлаам стали умолять отходящих святителей, чтоб они своим ходатайством умилостивили правосудие Божие, и начали вместе с ними петь молебен, произнесли молитву Пречистой Богоматери и, осенив град крестообразно, возвратились в Кремль [Русский Временник, II, 272-280]. Москва была спасена: татары удовольствовались дарами и удалились без кровопролития [В благодарение Пречистой Заступнице Москвы учрежден праздник с крестным ходом 21 мая - день избавления от нашествия Махмет-Гирея].

После того великий князь, свободный от дел воинских, занялся важным делом семейным, тесно связанным с государственною пользою. Он был уже двадцать лет супругом, не имея детей, следовательно, и надежды иметь их. Отец с удовольствием видит наследника в сыне - таков устав природы; братья же не так близки к сердцу, и сверх того братья великого князя Василия не оказывали ни великих свойств душевных, ни искренней привязанности к старшему брату, более опасаясь его, как государя, нежели любя как единокровного [Современный летописец повествует, что великий князь, проезжая однажды вне города, увидел на дереве птичье гнездо, заплакал и сказал: "Птицы счастливее меня: у них есть дети!" После он также со слезами говорил боярам: "Кто будет моим и Русского царства наследником? Братья ли, которые не умеют править и своими уделами?" Бояре ответствовали: "Государь! Неплодную смоковницу посекают: на ее месте садят иную в вертограде" (История Карамзина. VII, прим. 276)]. Не только льстецы придворные, но и ревностные слуги отечества могли советовать Василию, чтоб он развелся с супругою, обвиняемою в неплодии, и новым супружеством даровал наследника престолу. Следуя их мнению и желая быть отцом, государь решился на дело жестокое в смысле нравственности: он без милосердия отвергнул Соломонию [Дочь боярина Сабурова, Соломония Юрьевна, вступила в брак с Василием Иоанновичем в 1505 году. Тогда для наследника Московского престола по воле державного Иоанна собрано было 500 девиц-невест, отличавшихся красотою и здоровьем; из них выбрали 10 лучших красавиц, и уже из этих десяти молодой князь-жених выбрал Соломонию (Герберштейн. De rebus moscovit. pag.25] и повелел постричь ее в Рождественском девичьем монастыре. Повествуют, что она противилась совершению беззаконного обряда, билась об землю, вырывала ножницы из рук митрополита Даниила; наконец, видя неодолимое насилие, залилась слезами и, надевая мантию, сказала: "Бог увидит и отомстит моему гонителю". Но порывы страстей скоро утихли в сердце невольной постриженицы; она всею душою обратилась к Господу и изгнала из души мирские мечты. Она стала очищать сердце, столько нечистое у всех нас, духовною бдительностью, самоукорением, покаянием, молитвою. Так, восходя от совершенства к совершенству путем скорби и борьбы с собою ["Сказание о житии и о чудесех благоверной великой княгини схимонахини Софии, Суздальской новой чудотворицы", помещенное в "Историческом описании о граде Суздале" соборного ключаря Анания Федорова (Временник Московского Общества Истории и Древностей, кн. 22, с. 182-186)], блаженная инокиня София прожила в Суздальской Покровской обители, куда заточили ее после пострижения, 17 лет и мирно почила 16 декабря 1542 года [Ключарь Анания пишет, что "от гроба преподобной Софии истекало много чудес и исцелений для притекающих с верою в славу Христа Бога нашего". Он описывает и самые чудеса (числом 21): прозрение слепой княжны Александры Ногтевой, спасение Суздаля от разорения Литвою в 1609 году, исцеление глухих, расслабленных, помешанных и больных]. Современники почитали ее преподобномученицею [Сказание князя Курбского, изд. 2-е, с. 4] и осуждали Василия за жестокость и нарушение церковных уставов [Закон церковный о ненарушимости брака основан на словах самого Спасителя (Матф. V, 32). Впрочем, для поступления в монашество допускается исключение только в том случае, когда оба лица, соединенные брачным союзом, одновременно примут пострижение].

Если митрополит Даниил, уклончивый и человекоугодливый, охотно согласился на развод великого князя и сам постриг супругу его, то нашлись любители правды, которые прямо сказали государю, что дело его противно совести: таковы были князь-инок Вассиан [Вассиан, по прозванию Косой (в мире Василий), был сын князя Ивана Юрьевича Патрикеева, праправнука Ольгерда и сына дочери великого князя Василия Васильевича. Князь Иван служил верно Иоанну III, как первый боярин в делах войны и мира: он отстаивал права внука его Димитрия, за что подвергся гневу строгого государя, заключен в темницу и осужден на смертную казнь вместе с сыном. Митрополит и другие святители испросили пощаду Патрикеевым, но они должны были принять пострижение: отец - в обители преподобного Сергия, а сын - в Кирилловом Белозерском монастыре. Там Вассиан прославился строгою чистотою жизни и был вызван уважавшим его великим князем Василием в Симонов монастырь. Но когда строгий инок не убоялся обличить самодержца в прелюбодейном расторжении брака, он был заточен в Волоколамскую Иосифскую обитель, где скоро скончался в "томлении", по свидетельству Курбского] и преподобный Максим Грек, святогорец.

Преподобный Максим, хотя и не родился в Русской земле, но по великим подвигам своим вполне принадлежит Русской Церкви, для которой он был светильником при жизни и остался светильником по смерти в своих сочинениях.

Получив начальное воспитание в отечестве своем, в городе Арт, Максим по любви к наукам путешествовал по Европе: в Париже у знаменитого грека Иоанна Ласкаря, потом во Флоренции и Венеции изучал словесные науки, историю, философию, богословие; основательно узнал языки латинский и древнегреческий, познакомился с языками французским и итальянским. По возвращении в отечество поступил на Афон и здесь в Ватопедской обители принял иночество.

Когда великий князь Василий Иоаннович, желая разобрать в своей библиотеке собрание греческих рукописей и некоторые из них увидеть в переводе, попросил начальство Афонских обителей прислать к нему ученого грека, то на Максима указали, как на человека, самого способного исполнить желание великого князя. Максиму не хотелось расставаться с безмолвием Святой Горы, но, повинуясь воле старцев, он в 1516 году отправился в Москву. Здесь принят он был ласково: ему указано было жить в Чудове монастыре и получать содержание от великого князя. Сокровища греческой учености привели его в восторг; сочинений, непереведенных на славянский язык, нашлось много. На первый раз ему поручили перевести толкование на псалтирь. В помощь ему, мало знакомому со славянским языком, дали переводчиков с латинского Димитрия Герасимова и Власия и для письмоводства - иноков Сергиевой Лавры Силуана и Михаила Медоварцев. Через полтора года перевод толковой псалтири совсем был окончен; Максима осыпали милостями и оставили для новых трудов. Потом поручили ему пересмотреть богослужебные книги, и он принялся за это дело по-прежнему при пособии переводчиков. Многосведущий Максим нашел много грубых ошибок, внесенных невежественными переписчиками в церковные книги, и "разжигаемый - как говорил он сам, - божественною ревностию, очищал он плевелы обеими руками". Но слепая привязанность людей к старине принимала отзывы его об ошибках прежних писцов за оскорбление святыни. Сначала ропот был тайным. Митрополит Варлаам, у которого испрашиваемо было разрешение на важные перемены в древних книгах, понимал преподобного Максима; великий князь отличал его своею любовию. И клевета не смела открыто восставать на труженика. Советами его пользовались в делах Церкви и государства, отличая в нем человека умного и образованного, инока пламенного в любви к истине и вере. Он был усердным ходатаем за вельмож, впадавших в немилость великого князя, и Василий был внимателен к его просьбам.

В конце 1521 года на кафедру первосвятительскую, оставленную правдивым и рассудительным Варлаамом, взошел новый митрополит, Даниил. Блаженный Максим скоро понял, что он не может уже с прежнею свободою и покоем трудиться для истины, и он обратился к новым предметам деятельности; он стал писать против папизма [В 1520 году папский легат Николай Шомберг хитрил в Москве и распространял Слово "о соединении руссов и латинов". Максим писал против него], магометан и язычников. Митрополит Даниил требовал, чтобы Максим перевел церковную историю Феодорита. Рассудительный Максим представлял, что это сочинение по содержащимся в нем письмам Ария и других еретиков может быть опасно "для простоты". Даниил принял такой ответ за непослушание непростительное и остался в сильной досаде. Он не только не приближал к себе Максима, но, как видно из последствий, был очень недоволен его исправлениями книг при Варлааме. Великий князь продолжал быть благосклонным к Максиму. Пользуясь этою любовию, Максим свободно обличал пороки вельмож, духовенства и народа. Он писал, что неприлично, неполезно, весьма опасно инокам владеть недвижимыми имениями. Это сильно оскорбило Даниила и ему подобных [Максим вполне разделял мнение князя-инока Вассиана, что при значительных имениях, какими владели многие монастыри, естественно было завестись роскоши и неге, а затем последовать сильному расслаблению благочиния. Но вот что писал инок Зиновий о современных ему монахах: "Плакать мне хочется от жалости сердечной. Доселе приходит мне на память, как видел я монахов некоторых из тех монастырей, которых осуждают за деревни. Руки скорчены от тяжких страданий; кожа как воловья и истрескалась; лица осунувшиеся, волосы растрепаны; без милости волочат и бьют их истязатели (сборщики податей), истязают, как иноплеменника; ноги и руки посинели и опухли. Иные хромают, другие валяются. А имения так много у них, что и нищие, выпрашивающие подаяния, больше их имеют. У иных пять или шесть серебряных монет, у других две или три; а у большей части редко найдешь и одну медную монету. Обыкновенная пища их овсяный, невеянный хлеб, ржаные колосья толченые, и такой хлеб еще без соли. Питье им - вода; варево - листья капусты; зелень достаточных - свекла и репа; если есть овощи, то это рябина и калина. А об одежде что и говорить?"].

Когда великий князь Василий вознамерился приступить к расторжению своего брака, преподобный Максим прислал ему обширное сочинение: "Главы поучительные к начальствующим правоверных", начинавшееся убеждением не покоряться плотским страстям. "Того признавай царем истинным и самодержцем, благоверный государь (так писал Максим Василию), кто управляет подданными по правде и закону, а бессловесные похоти и страсти старается преодолевать в себе... Кто побеждается ими в оскорбление смыслу, тот не образ одушевленный Владыки Небесного на земле, а человекообразное подобие бессловесного естества". Разгневанный государь повелел заключить обличителя в темницу Симоновской обители, отягчив его цепями.

С того времени вся остальная жизнь преподобного Максима была длинною и непрерывною цепью страданий. Сначала старались, но тщетно, уличить праведника в мнимом соучастии в деле виновных бояр; потом осыпали его обвинениями в порче книг, оскорбительной для веры. Действительно, нашлись в первых переводах его некоторые неточности в выражениях: Максим искренно признался в них и извинился недостаточным знанием русского языка. Узника выхватили из Симонова, отправили в Волоколамскую темницу, запретив ему не только приобщение Святых Тайн, но и самый вход в церковь, как еретику нераскаянному; здесь от дыма и смрада, от оков и побоев по временам приходил он в омертвение; но здесь же явившийся ему ангел сказал: "Терпи, старец! Этими муками избавишься от вечных мук". Там Максим углем на стене написал канон Святому Духу Утешителю. Спустя шесть лет (в 1531 году) снова потребовали Максима к духовному суду в Москву. Это потому, что в Москве лучшие люди стали говорить за Максима и против Даниила, а сам Максим не признавал себя ни в чем виновным, когда в монастыре увещевали его покаяться. Из книг Максима выбрали все, что можно было выставить против него. Но и по судному списку ошибки в поправках оказались то ошибками писцов, то ошибками незнания русского языка. Тщетно блаженный страдалец три раза повергался пред Собором, умоляя о помиловании ради милости Божией, ради немощей человеческих, со слезами просил простить ему ошибки, если каковые и допущены им в книгах, и отпустить его в Афонское уединение. Максима оставили и после суда под запрещением церковным; но немалым облегчением для него было то, что послали его в Тверь под надзор добродушного епископа Акакия, который принял его милостиво и обходился с ним приветливо. Особенно приятно было для Максима, что он теперь мог читать книги и писать. В 1532 году написал он для себя самого "Мысли, какими инок скорбный, затворенный в темнице, утешал и укреплял себя в терпении" [В многочисленных писаниях преподобного Максима нельзя не удивляться разнообразию познаний его и талантов: он филолог и историк, поэт и оратор, философ и богослов. Невозможно исчислить все труды его в истолковании Святого Писания, в исправлении церковных книг и объяснении обрядов, в защите православия от иноверцев, иудеев, магометан и язычников, в обличении суеверия и предрассудков невежества; в исследованиях исторических, в нравственном назидании, в песнях и молитвах. Список сочинений и переводов великого труженика помещен в Обзоре Русской Духовной Литературы преосвященного Филарета Черниговского, ч. I, с. 194-198. О последних днях жизни преподобного Максима мы упоминаем в одной из следующих глав].

В то время, когда исповедник правды Максим томился в тесном заключении, проповедь слова Христова распространялась в крайних пределах Русской земли. Еще преподобный авва Лазарь [Об авве Лазаре мы упоминали прежде в наших Рассказах] благовествовал Евангелие лопарям, жившим по берегам Онежского озера. Теперь Благовестие достигло до собратий их на берегах Колы и Печенеги, на северных окраинах "моря студеного".

Уроженец Ростовский (род. около 1480 г. [Журнал Мин. Народ. Просвещ., 1868, июль, статья: "Просветители лопарей", с. 262 и след.]), с юных лет постриженник Соловецкой обители блаженный Феодорит после многолетних подвигов в разных обителях [Тогда же Феодорит посетил обитель Свирскую. Преподобный Александр чудотворец, увидев его, сказал: "Сын Авраамов пришел к нам, Феодорит диакон" (Сказания князя Курбского, изд. 2-е, с. 127)] по любви к совершенному безмолвию удалился в устье реки Кола; по рукоположении во пресвитера он построил здесь монастырь. Долговременное пребывание в соседстве с лопарями ознакомило Феодорита с их языком: он начал благовествовать бедным детям бедной природы, простым и кротким, по собственному его отзыву, и скоро некоторых крестил. Он учил лопарей грамоте и перевел на их наречие некоторые молитвы. Наконец проповедь ревностного инока, подтверждаемая и чудесными знамениями, принесла обильные плоды: в один день он крестил до двух тысяч человек.

В то же время был призван Господом на подвиг просвещения лопарей еще и другой труженик, сын новгородского священника Митрофан [По другим известиям, он был родом из Торжка]. С юных лет благочестивый он по временам удалялся в уединение, чтобы беседовать со своею душою и Господом. Раз, когда он молился в уединенном месте, услышал он голос: "Не здесь твое место; тебя ждет земля непросвещенная и жаждущая". Повинуясь небесному призванию, отправился он на реку Печенгу, к диким лопарям. Эта страна дальнего севера входила прежде в состав Новгородских владений, а потом перешла под державу Московскую. Русские и в начале XVI века бывали здесь только временными гостями, являлись для рыбных и звериных промыслов. Для них в Коле была часовня, а церквей вовсе не было. Длинная и широкая полоса по реке Печенге была занята более кочующими, чем оседло живущими лопарями. Тут было поле обширное для деятельности проповедника, полного ревности к истине Христовой и к спасению людей.

Первые сношения с лопарями завязал Митрофан под видом дел торговых. Потом он говорил с ними о их верованиях и об одной небесной вере. Лопари обожали не только духов, но даже гадов и ночных нетопырей, поклонялись и камням. Проповедник Евангелия говорил им, что один есть истинный Бог, один Творец земли и неба, один Отец всех племен и народов, один Спаситель всех потомков первозданного и согрешившего человека. Он внушал им, как близок к людям Отец Небесный, посылающий пищу и одежду, и как грубо, ошибочно обожание идолов и духов, из которых первые не видят и не слышат, а другие не более, как слуги Божии, мятежные или покорные, но все они творение одного Творца вселенной. Тяжелы подвиги, какие надлежало совершать проповеднику у лопарей. Жрецы языческие, кебуны, восстали на Митрофана сперва с гордою надеждою оспорить его, потом с ярою злобою, готовые убить и растерзать непобедимого проповедника новых мыслей и дел. Не раз они били его жестоко и таскали за волосы. "Ступай прочь отселе, - говорили ему кебуны, - иначе ждет тебя злая смерть". Не раз собирались они и убить его; но Господь хранил раба Своего. Ревнитель небесной истины с кротостию переносил брань и побои и, когда свирепела злоба, удалялся в горы, а потом опять выходил на проповедь. Когда он снова являлся к дикарям, одни из них, волнуемые слепою злобою, кричали: "Убьем его"; другие говорили: "Он ни в чем не виноват пред нами, напротив, он желает нам добра; за что же убивать его?" Таким образом, сперва немного было тех, кто принимал к сердцу слова проповедника истины; потом число их становилось значительнее. Для научения новопросвещенных Митрофан пользовался молитвами, которые перевел на язык лопарей блаженный Феодорит [Блаженный Феодорит провел на берегах Колы около 20 лет. Строгость правил его была причиною того, что малодушные изгнали его из основанной им обители. После того он два года был игуменом одного бедного новгородского монастыря, потом около пяти лет - архимандритом Суздальской Евфимиевой обители. Оклеветанный (в 1554 г.) в единомыслии с еретиками, он заточен был в Кирилло-Белозерский монастырь, где пробыл полтора года, потом был оправдан и удалился на пребывание в Вологодский Спасоприлуцкий монастырь. Несмотря на глубокую старость, он два раза путешествовал из Вологды к любезным детям своим лопарям. Когда, где и как Феодорит окончил жизнь, достоверно неизвестно: по сказанию некоторых, он был по повелению Грозного царя (около 1577 г.) утоплен в реке за то, что дерзнул ходатайствовать о прощении князя Курбского, бывшего некогда его духовным сыном; по другим известиям, старец мирно скончался в уединении (Волог. Епарх. Вед. 1867 г. № 13)].

После долгих трудов и скорбей проповедника значительное число лопарей, живущих у реки Печенги, уверовали в Господа Иисуса. Блаженный Митрофан не крестил их, потому что не был облечен саном священства: он даже не был еще иноком. Он отправился в Новгород испросить у архиепископа Макария грамоту на построение храма. Из Новгорода привел он с собою и плотников, которые более из усердия к Богу, нежели за деньги, решились идти с ним в дальнюю и дикую сторону. При построении церкви блаженный храмоздатель за три версты носил на плечах своих бревна и лес. В Коле, тогда еще малолюдном местечке, он нашел иеромонаха Илию, который освятил храм, крестил обученных вере лопарей и постриг в монашество самого проповедника с именем Трифона. Это было не прежде 1531 года [В летописях сказано под 1531 годом: "Прибыли в Великий Новгород лапландцы с Мурманского (Норвежского) моря с р. Колы и Туломи (с р. Туломи соединяющейся с р. Колою пред впадением в море) и просили архиепископа Макария дать им антиминсы и священников, чтобы освятить церкви Божии и их просветить святым крещением. Боголюбивый архиепископ Макарий послал священников и диакона, и они освятили церкви Благовещения Богородицы и святителя Николая и лопарей крестили в великом числе, даже за Святым Носом (Собрание Летописей, VI, с. 289)]. Блаженный Трифон стал устроять на устье реки Печенга обитель Святой Троицы. Теперь у него были две заботы: распространение Евангелия и устроение обители. Чтобы продолжать дело Евангельской проповеди, надлежало путешествовать. А что это значило в той стране? Жилища лопарей были разбросаны по местам болотистым, пересеченным горами и скалами; ни сел, ни деревень не было, а только уединенные шалаши. Каково же было, не встретив готовности сердец в одном жилье, идти по тундрам и горам, чтобы встретить, может быть, подобный же прием в другом отдаленном месте? Но подвижник Божий трудился терпеливо. Когда между обращенными им нашлись готовые посвятить жизнь свою служению Господу, это облегчило труды проповедника веры. Лопари, наученные Трифоном живому благочестию, с живым одушевлением передавали другим семена благочестия, и целый дикий край приобрел совсем новый вид. Крещенные лопари до того полюбили святую веру, что одни приносили в пользу обители плоды торговли своей - деньги, другие отдавали земли, озера и приморские угодья. Звание игумена в новой обители преподобный Трифон предоставил другому иноку, а сам заботился о том, чтоб оградить рассадник благочестия, насажденный в дикой стране, защитою гражданской власти. Он отправился в Москву и испросил у государя охранную грамоту [Царь Иоанн наделил обитель Трифона церковною утварью, угодьями, рыбными ловлями и приписал к ней лопарей, обитавших при Матоцкой и Печенгской губах. Добрый и набожный царевич Феодор предупредил отца своего милостию к северному подвижнику: он прислал Трифону свою парчовую одежду. Уже по блаженной кончине своей угодник Божий отблагодарил за этот дар: в одну ночь, когда Феодор (тогда уже царь) спал в шатре при осаде Нарвы, ему явился благолепный старец в иноческой одежде и сказал: "Встань, государь, и выйди из шатра, иначе будешь убит". - "Кто ты такой?" - спросил царь. Явившийся отвечал: "Я тот Трифон, которому ты подал свою одежду, чтобы твоя милостыня предварила другие; Господь Бог мой послал меня к тебе". Пробудившись, царь едва успел выйти из шатра, как ядро из города ударило в кровать царскую. Путешествие преподобного Трифона в Москву отнесено в житии его к 1556 году, но это явная ошибка: тогда еще не родился царевич Феодор, давший свой кафтан просветителю лопарей. Можно думать, что Трифон был в Москве позднее, а именно - после великого голода 1570 года, или отнести подарок царевича (рожденного в 1557 году) ко второму приезду преподобного Трифона в Москву, о котором упоминается в декабрьской книге Милютинских Четьи-Миней без указания года (в Синодальной Библиотеке, № 800)].

С 1570 года во всем северном крае был сильный продолжительный голод. Несколько лет сряду мороз убивал посевы хлеба. Это вызвало блаженного Трифона на новые тяжкие труды для обители. Взяв с собою нескольких братий, он ходил по Новгородскому краю из одного поселения в другое, испрашивая у боголюбивых подаяния. Все, что получал, отсылал он на содержание братии. Так кормил он духовных детей своих целых 8 лет.

С юных лет возлюбив Господа, перенесши столько трудов и скорбей для Него, в летах зрелости дивный старец продолжал подвизаться до гроба. Раз купил он в Коле ручные жернова и положил их себе на плечи, чтобы нести в свою обитель. Ученики просили его не мучить себя такою ношею. "Братия! - сказал старец. - Тяжелое бремя лежит на потомках Адама с рождения до самой смерти; лучше повесить камень на шею, нежели соблазнять братию праздностию". И 158 верст от Колы до Печенгской обители, дорогою то болотистою, то гористою нес он жернова на себе и при такой нагрузке мало вкушал пищи.

Такими подвигами преподобный Трифон достиг великой крепости духовной. Раз медведь вошел в его келью, опрокинул квашню и начал есть тесто. Подвижник, подходя к келье, сказал медведю: "Иисус Христос, Сын Божий, повелевает тебе выйти из кельи и стоять смирно". Медведь вышел и стал у ног преподобного. Взяв жезл, преподобный наказал виновного медведя и, сказав, чтоб вперед не смел беспокоить обители, отпустил его. С того времени, прибавляет писатель жития преподобного Трифона, медведи никогда не делали вреда ни оленям, ни другим животным монастырским.

В последние годы жизни своей преподобный часто удалялся в пустыньку, где, построив храм Успения Богоматери, проводил время в уединенной молитве.

Пред кончиною своею блаженный Трифон был тяжко болен. Наконец, близкий к смерти сказал он братии: "Заповедую вам, погребите меня у церкви Успения Богородицы в пустыньке, куда отходил я на молчание". Он преставился в глубокой старости 15 декабря 1583 года, прожив на Печенге около 60 лет [Мощи преподобного Трифона погребены в основанном им монастыре Кольско-Печенгском, который находился при впадении реки Печенги в Северный океан, близ Святого Носа. Впоследствии эта обитель перенесена в самый город Колу, а в 1764 году упразднена и приписана к Кольскому собору. На первоначальном месте монастыря над могилою преподобного Трифона стоит деревянная церковь Сретения Господня. В житии преподобного Трифона помещено несколько чудес его и ученика его, праведного старца Ионы. Блаженный Трифон много раз являлся на море, во время бури, и спасал погибавших].

Чудь поморья Балтийского в Ижоре и Копорье [В нынешней Петербургской губернии и в южной части Финляндии] еще не отставала от жрецов давнего суеверия - колдунов, чтила камни и дерева, совершала обряды языческие при рождении и смерти родных. Архиепископ Макарий по сношении с государем в 1530 году отправил способного священника к суеверам, велел разорять мольбища их, а местному духовенству строго напомнил его обязанности. Старики по привычке к старине со страхом смотрели, как священник сокрушал страшные для них деревья и камни. Но дети оказались умнее стариков: они помогали священнику в трудах его. С того времени христианство прочнее утвердилось между чудью.

Апостольские подвиги распространения веры христианской между лопарями и чудью происходили в последние годы жизни великого князя Василия Иоанновича и пред самою его кончиною.

Отвергнув добродетельную, но неплодную супругу, Василий поспешил вступить в новый брак, чтоб иметь наследника. Он избрал невестою княжну Елену Глинскую, родную племянницу знаменитого изменника, князя Михаила Глинского [Князь Михаил Глинский, один из знатнейших вельмож литовских, владелец города Турова, славился храбростию и умом. По неудовольствиям с Сигизмундом он передался Василию; потом спустя несколько лет изменил и ему, тайно сносился с Литвою и бежал из русского стана; но был схвачен, заключен в оковы и сидел в тюрьме до тех пор, когда племянница его сделалась великою княгинею. Может быть, как думает Карамзин, не одна красота невесты решила выбор великого князя; может быть, Елена, воспитанная в знатном владетельном доме и в обычаях немецких, коими славился ее дядя Михаил, скорее могла понравиться венценосному жениху, нежели тогдашние московские боярышни, научаемые единственно целомудрию и кротким, смиренным добродетелям женским]. Великолепно отпраздновали брак, но более трех лет Елена не имела детей. Наконец 25 августа 1530 года родился столь давно ожидаемый сын и наследник. Он был окрещен в обители Троицкой и наречен Иоанном: обрадованный отец принял младенца из рук восприемников - столетнего старца Кассиана Босого и преподобного Даниила Переяславского - и положил в раку чудотворца Сергия, моля угодника Божия, да будет ему заступником в опасностях жизни. Василий не знал, как изъявить благодарность небу: сыпал золото в казны церковные и на бедных; велел отворить все темницы и снял опалу со многих знатных людей, бывших у него под гневом.

Но дни его уже были сочтены. Спустя три года по рождении первенца великий князь заболел и через несколько недель скончался (3 декабря 1533 года), приняв пред смертию монашество с именем Варлаама, благословил младенца-сына на царство тем самым крестом, которым некогда святой Петр, митрополит, благословил Иоанна Калиту, и простился со всеми, окружавшими смертный одр его.

Любовь народная к почившему государю, которого летописец называет "добрым и ласковым" [В старинных святцах ("Книга о Российских святых") великий князь Василий Иоаннович вписан в лик Московских чудотворцев. На паперти Московского Благовещенского собора и теперь еще сохранилось изображение его с надписью: "Святый и благоверный великий князь Василий Иоаннович"], раскрылась вполне при его погребении. Скорбь народа была неописанная, плач и вой раздавался в Кремле: видно было, что дети хоронили отца.

Может быть, всеобщая горесть увеличивалась еще страхом предстоящего царствования государя-младенца под опекою матери, которую мало любили и еще менее уважали жители Москвы. Но они не знали еще, какие ужасы ожидают их в будущем; они не могли предчувствовать, что плод законопреступного брака [В одном из сборников Московской Синодальной Библиотеки помещена "Выпись из грамоты (?), что прислана к великому князю Василию Ивановичу о разлучении первого брака и сочетании второго брака чадородия ради. Творение Паисиино, старца Ферапонтова монастыря". Здесь между прочим сказано, что великий князь Василий испрашивал разрешения на брак с Еленою у восточных патриархов и настоятелей Афонских монастырей; но от всех получил отказ, причем Иерусалимский патриарх Марко в пророческом духе писал ему, что если он, вопреки канонам церковным, дерзнет вступить в законопреступное супружество, то будет иметь сына, который удивит весь мир лютостию (Сборник № 466, л. 359 № 360)] сначала возвеличит царство и раздвинет пределы его, но потом обольет землю Русскую потоками русской крови и оставит по себе страшную память кровожадного мучителя!

Книга 2                                                                                                                  Книга 4