Училище благочестия

Гордость ведёт к падению

Монах Ирон пятьдесят лет провел в пустыне и превзошел всех живущих в ней иноков своим равноангельским житием. Но гордость погубила и такого подвижника. Он вообразил, что соседние с ним иноки держатся не такого устава, какого бы, по его мнению, следовало держаться. И стал относиться к ним с презрением. Диавол, заметив зародившееся в старце самомнение, не замедлил приложить старание, чтобы погубить его, и достиг своего. Он явился ему в образе светлого ангела, а самообольщенный монах принял его действительно за такового. Диавол предложил старцу броситься в колодец, говоря, что-де за святую жизнь ему от этого вреда не будет. Старец послушался, и... вытащили его из колодца едва живым. На третий день он скончался.

(Прот. В. Гурьев. Пролог)

Знал я в Иерусалиме одну девственницу, которая шесть лет носила власяницу и, заключившись в своей келии, отреклась от всех удовольствий и вела жизнь самую воздержанную. Но потом, оставленная Божией помощью за чрезмерную гордость — родоначальницу всякого зла, она впала в блуд. Это случилось потому, что она подвизалась не по духовному расположению и не по любви к Богу, но напоказ людям, ради суетной славы, которой ищет растленная воля. Демон тщеславия, отвлекая ее от благочестивых помыслов, возбудил в ней желание осуждать других. Когда же она пришла в опьянение от демона гордости и еще начала соуслаждать ему, святой Ангел — страж целомудрия — отступил от нее.

(Лавсаик)

Раз преподобный Онуфрий (память его 4 января), сподобившись божественного видения, прославил Бога и почувствовал в своем сердце божественное действие духовной теплоты. Но в следующую ночь теплота эта оставила его и объял страх и трепет. Тогда он сказал руководившему им старцу Григорию: “Отче, божественный огонь угас в моем сердце. За что я, окаянный, потерпел это несчастье?” — “За что потерпел, спрашиваешь? — переспросил старец. — Ты возгордился, и за это скрылась от тебя благодать Божия. Теперь суждено тебе сделаться посмешищем и радостью демонов, печалью для Ангелов и предметом глумления для людей.” — “Увы мне, бедному! — сказал тогда Онуфрий, — Жаль трудов своих, жаль и добрых надежд братии. Несчастный! Придешь ли ты в себя?” Он упал к ногам старца и плакал долго, плакал горько и неутешно. Потом встал на молитву, ручьями проливая слезы, и до тех пор молился, пока не почувствовал в своем сердце обычной теплоты. И тогда он смиренно сказал старцу: “Отче, благословен Бог, мне теперь хорошо!”

(Афонский патерик)

Эрон, родом из Александрии, был благовоспитанный юноша безукоризненной жизни, наделенный прекрасными способностями. После великих трудов, доблестных подвигов и добродетельной жизни, поднявшись на мечтательную высоту безумного надмения, он низвергся оттуда жалким для всех падением и погубил себя. Движимый суетным кичением, Эрон возгордился перед святыми отцами и стал поносить всех, в том числе и блаженного Евагрия, говоря: “Последующие твоему учению заблуждаются, потому что не должно следовать другим учителям, кроме одного Христа?” Он злоупотреблял еще и свидетельством слова Божия, с превратной целью подкрепить свое безумие, и говорил, что Сам Спаситель сказал: “Не называйтесь учителями” (Мф. 23:8). Надобно сказать правду: по рассказам людей, живших с Эроном, жизнь его была необыкновенно строгая и воистину подвижническая. Некоторые говорят, что часто он принимал пищу через три месяца, довольствуясь одним приобщением Христовых Тайн и разве еще тем, что где-то попадались ему дикие плоды. Лукавый демон, наконец, так возобладал над ним, что он не мог жить в своей келии, как будто самый сильный пламень гнал его оттуда. Эрон отправился в Александрию, конечно, по смотрению Промысла Божия и, по изречению, клин клином выбил. Там он стал посещать зрелища и конские бега, проводил время в корчемницах. Предаваясь таким образом чревоугодию и пьянству, он впал и в нечистую похоть любострастия. От нечистой жизни открылась у него злокачественная болезнь, которая страшно мучила его полгода. Когда сделалось ему легче, он пришел в доброе чувство, вспомнил о Небесной Жизни, исповедал все, что было с ним, перед святыми отцами, но, ничего не успев изменить, через несколько дней скончался.

(Лавсаик)

Один монах жил в далекой пустыне и много лет подвизался в добродетелях. Наконец, уже в старости, подвергся он искушению демонов. Подвижник любил безмолвие и, проводя дни в молитвах, песнопениях и созерцании, имел несколько Божественных видений и в бодрственном состоянии, и во сне. Он почти уже достиг бестелесной жизни: нисколько не думал о том, как напитать свое тело. Забыв обо всем добровольно, он все желание свое устремлял к Богу в ожидании часа, когда воззван будет из этого мира, питался же более всего сладостью видений и надежд. Между тем и тело у него не слабело от напряжения, и душа не теряла бодрости, — такой твердый навык приобрел он в благочестии. Впрочем, Бог, милуя его, в определенное время посылал ему на трапезу хлеб на два дня или на три, которым он и питался. Всякий раз, ощутив в себе потребность пищи, он входил в свою пещеру и находил там пищу. По принесении Богу молитвы подкреплял себя ею и потом услаждался песнопениями. Молитва и созерцание были постоянными его занятиями. Так он с каждым днем совершенствовался и, подвизаясь в настоящем, постоянно ближе становился к ожидаемому будущему и почти был уверен в своем лучшем жребии, как бы уже имея его в руках, что и было причиной того, что он едва не пал от постигшего его затем искушения. Когда он дошел до такой уверенности, в сердце его неприметно вкралась мысль, что он выше других и что он знает и имеет больше прочих людей. С такими мыслями он стал уже полагаться на себя. Отсюда вскоре возникла в нем беспечность, сначала небольшая, потом она росла все больше и стала заметной. Он уже не с такой бодростью вставал для песнопений, ленивее стал в молитве, и пение его не так было продолжительно. Душа захотела покоиться, ум пал долу, и помыслы стали блуждать. Беспечность втайне была уже любима, и только прежний навык, как оплот, несколько останавливал подвижника в этом стремлении и охранял его до времени. Еще, входя по вечерам после обычных молитв в пещеру, он иногда находил на трапезе хлеб, посылаемый ему от Бога, и питался им, но не изгонял из ума негодных тех мыслей, не думал, что невнимательность губит труды, и не старался об уврачевании зла. Небольшое уклонение от обязанностей ему казалось маловажным. И вот страстная похоть, овладев его мыслями, влекла его в мир. Но он пока еще удерживался. Еще один день провел он в обычных подвигах и после молитвы и песнопений, войдя в пещеру, по-прежнему нашел приготовленный ему хлеб, впрочем, не так тщательно приготовленный и чистый, как прежде, а с сором. Он удивился и несколько опечалился, однако съел его и укрепил себя. Настала третья ночь, и зло утроилось. Ум его еще скорее предался любострастным помыслам, и воображение представляло ему нечистые мечты так живо, как бы они сбывались на самом деле. Несмотря на то, еще и на третий день он продолжал свои подвиги, молился и пел псалмы, но уже не с чистым расположением. Он часто оборачивался и смотрел по сторонам. Его доброе дело прерывали разные мысли. Вечером, почувствовав потребность в пище, вошел он в пещеру и хотя нашел хлеб на трапезе, но как бы изъеденный мышами или собаками. Тогда начал он стонать и плакать, но не столько, сколько нужно было для укрощения нечистой похоти. Однако ж, вкусив, хоть и не столько, сколько ему хотелось, он расположился на покой. Тут помыслы во множестве напали на него, победили его ум и, как пленника, тотчас повлекли в мир. Он оставил свою пустыню и ночью пошел в селение. Настал день, а до селения было еще далеко. Инок, палимый зноем, изнемог и начал смотреть вокруг, нет ли где монастыря, в котором можно было бы отдохнуть. Вблизи, действительно, был монастырь. Благочестивые и верные братия приняли его, как родного отца, омыли ему лицо и ноги и после молитвы предложили трапезу, прося его принять с любовью, что у них было. После трапезы братия молили его преподать им слово спасения, как избегать сетей диавола и как побеждать нечистые помыслы. Беседуя с ними, как отец с детьми, он поучал их быть мужественными в трудах, уверяя, что они скоро обратятся для них в великое наслаждение. Много еще говорил им старец весьма назидательного о подвижничестве. По окончании наставления он невольно подумал о себе самом и стал рассуждать, как он, вразумляя других, сам оставался невразумленным. Тогда увидел он свое положение и немедленно возвратился в пустыню оплакивать свое падение. С того времени он всю жизнь плакал. Не получая больше пищи от Бога, своими трудами доставал себе пропитание. Заключившись в пещере и постлав на полу вретище, он до тех пор не вставал с земли и не прекращал своего плача, пока не услышал голос Ангела, сказавшего ему во сне: “Бог принял твое покаяние и помиловал тебя, только смотри не обольщайся. Придут посетить тебя братия, которых наставлял ты, и принесут тебе на благословение хлебы, раздели их вместе с ними и всегда благодари Бога”.

(Лавсаик)

Авва Иоанн поведал: “Жил у нас в соседней пустыне инок. Жилищем ему служила пещера. Это был муж великого воздержания, добывавший себе дневное пропитание трудом рук своих. Все время — день и ночь — он проводил в молитве, словом, его украшали все добродетели души. Но, возгордившись столь отрадными успехами, он стал уповать на свое мнимое совершенство, а не на единого Бога и себе самому ставил в заслугу свои добродетели. Заметив такое превозношение духа, искуситель тотчас подступил к нему и расставил для него сети. Однажды к вечеру он явился в виде прекрасной женщины, которая будто бы заблудилась в пустыне. Как бы утомленная после страшного труда она подошла к входу в пещеру. Гостья бросилась к ногам отшельника и умоляла сжалиться над ней. “Я укрывалась в пустыне, но ночь застигла меня, несчастную. Позволь мне отдохнуть в уголке твоей пещеры, чтобы не сделаться добычей зверей”. Под предлогом сострадания инок ввел ее в глубину пещеры. “Зачем же ты блуждала по пустыне?” — спросил ее отшельник. Она очень ловко выдумала причину и, рассказывая, примешивала к речи тонкий яд ласкательства и женского обольщения. Выставляя себя то невинной, достойной сожаления жертвой, то выражая нужду в покровительстве, она очаровала душу отшельника изяществом и красотой речи. Мало-помалу, пересыпая увлекательный разговор шуткой и смехом, она шаловливой рукой стала касаться подбородка и бороды инока, и все это со скромным видом почтения. Под конец она все нежнее поглаживала его затылок и шею. Что ж дальше? В конце концов воин Христов очутился в плену. В сердце его закипела страсть, забушевали волны плотской похоти. Позабыл он и свои подвиги, и свои обеты, и свое назначение. Вот он в глубине сердца уже отдается сладострастной похоти, в тайниках своих помышлений — уже в преступной связи с нечистой страстью. Глупый, он наклоняет выю и становится, как  «... конь, как лошак несмысленный...» (Пс. 31, 9). Вот он уже готов броситься в постыдные объятья, как вдруг женщина, подобно легкой тени, с ужасающим воплем исчезает из его объятий. Тогда множество злых духов слетелось на это зрелище с громким воплем, со злыми насмешками: “А! Это ты, возносившийся до небес, теперь низринулся до ада! Теперь понимаешь слова: «...всякий возвышающий сам себя унижен будет» (Лк. 14, 11). Тогда он, как бы помешавшись в уме, не вынося позора обольщения, обманывает сам себя еще сильнее, чем был обманут демонами. Вместо того, чтобы подумать о восстановлении своего духа, о возобновлении борьбы, вместо того, чтобы искупительными подвигами — слезами и сокрушением сердца — изгладить вину прежнего самопревозношения, он, в отчаянии, предался, по слову Апостола, «всякой нечистоте с ненасытимостью» (Еф. 4, 19). Вернувшись к мирской жизни, он сделался добычей диавола: теперь он избегал даже свидания со всеми святыми, чтобы кто-нибудь спасительными советами не извлек его из погибели. Разумеется, если бы он пожелал, как прежде, вести воздержную жизнь, он, без сомнения, возвратил бы прежнее достоинство и благодать”.

(Руфин. Жизнь пустынных отцов)

Некто Авраамий, родом египтянин, рачительный монах, вел в пустыне жизнь весьма суровую и строгую, но ум его был поражен крайним самомнением. Придя в церковь, он вступил в спор с пресвитерами и говорил: “Я рукоположен нынешней ночью в пресвитера Самим Иисусом Христом, и вы должны принять меня, как пресвитера, готового священнодействовать”. Святые отцы вывели его из пустыни и, заставив вести иную, более простую жизнь, исцелили от гордости. Приведя его в сознание собственной немощи, доказали, что он обольщен был демоном гордости, и святыми своими молитвами восстановили его в прежней добродетельной жизни.

(Лавсаик)

Был некто Валент, родом из Палестины, по духу гордый. Этот Валент долго жил с нами в пустыне. Много изнурял он свою плоть и по жизни был великим подвижником, но потом, обольщенный духом самомнения и гордости, впал в крайнее высокомерие, так что сделался игралищем бесов. Однажды глубоким вечером, когда уже было темно, он плел корзины и уронил шило на пол. Долго он не находил его, как вдруг, по бесовскому наваждению, появился в келии зажженный светильник, с ним он нашел потерянное шило. Это дало пищу его надменности. В упоении гордости подвижник еще более возмечтал о себе, так что стал, наконец, презирать и сами Тайны Христовы. Диавол же, уверившись, что Валент совершенно предался его обману, принял на себя вид Спасителя и ночью пришел к нему, окруженный сонмом демонов в образе ангелов с зажженными светильниками, И вот появился огненный круг, и в средине его Валент увидел как бы Спасителя. Один из демонов в образе ангела подошел к нему и сказал: “Ты благоугодил Христу своими подвигами, и Он пришел видеть тебя. Итак, ничего другого не делай, а только, встав вдали и увидев его, стоящего среди всего сонма, поклонись ему, потом иди в свою келию”. Валент вышел и, увидев множество духов со светильниками на расстоянии около стадии поклонился антихристу. Обольщенный до того простер свое безумие, что, придя на другой день в церковь, сказал при всей братии: “Я не имею нужды в приобщении, сегодня я видел Христа.” Тогда святые отцы, связав его цепями, в течение года вылечили его, истребив его гордость Молитвами, разнообразным унижением и суровой жизнью, как говорится, противное врачуя противным.

(Лавсаик)

Сказывали о некоем брате, что он жил отшельником в пустыне и в течение многих лет был обольщаем демонами, думая, что это были ангелы. По временам приходил к нему его отец по плоти. Однажды отец, отправляясь к сыну, взял с собой топор с намерением на обратном пути нарубить себе дров. Один из демонов, предупреждая пришествие отца, явился к сыну и сказал ему: “Вот диавол идет к тебе в подобии твоего отца с целью убить тебя, у него и топор с собой. Ты предупреди его, вырви топор и убей”. Отец пришел по обычаю, а сын, схватив топор, нанес ему удар и убил его. Немедленно напал нечистый дух на отшельника и удавил его.

(Св. Игнатий (Брянчанинов). Отечник)

При использовании материалов сайта ссылка на источник обязательна